class="p1">8 сентября.
Москва.
"Я, — говорил государь, — впервые увидел Пушкина после моей коронации, когда его привезли из заключения ко мне в Москву совсем больного и покрытого ранами — от известной болезни. Что сделали бы вы, если бы 14 декабря были в Петербурге? — спросил я его между прочим. — "Стал бы в ряды мятежников", отвечал он"[122].
Бар. М. А. Корф[123]. Записки. PC 1900, № 3, стр. 574.
"Я впервые увидел Пушкина, — рассказывал нам его величество, — после коронации, в Москве, когда его привезли ко мне из его заточения, совсем больного и в ранах… "Что вы бы сделали, если б 14 декабря были в Петербурге?" спросил я его, между прочим. "Был бы в рядах мятежников", отвечал он не запинаясь".
Л. Майков. Пушкин в изображении бар. М. А. Корфа. PC 1899, № 8, стр. 310.
Un Feldjeger marracha a ma retraite foreee m'amena en poste a Moskou, tout droit au Kremlin et encore tout cou-vert de boue, on m'introduisit dans le cabinet de l'empereur, qui me dit:
"А, bonjour, Pouchkin, etes vous bien aise d'etre rapре!е?
Je lui fis une reponse convenable. L'empereur causa longtemps avec moi et me demanda:
"Pouchkuin, auriez vous pris part au 14, si vous etiez a Petersbourg?"
"Absolument, Sire, tous mes amis etaient du comolot et je n'aurais pas pu n'en pas etre aussi. L'absence seule m a sauve et j en rеmercie le Ciel".
"Vous avez fait assez de betises, — reprit l'empereur, — j'espere, qa'a present, vous serez raisonable et que nous ne nous brouillerons plus. C'est a moi, que vous enverrez tout ce que vous composerez; desormais c'est moi qui sera votre censeur" [Фельдъегерь вырвал меня из моего насильственного уединения и привез в Москву, прямо в Кремль, и, всего покрытого грязью, меня ввели в кабинет императора, который сказал мне: "Здравствуй, Пушкин, доволен ли ты своим возвращением?" Я отвечал, как следовало. Государь долго говорил со мной, потом спросил: "Пушкин, принял ли бы ты участие в 14-м декабря, если бы был в Петербурге?" — "Непременно, государь, все друзья мои были в заговоре, и я не мог бы не участвовать в нем. Одно лишь отсутствие спасло меня, за что я благодарю бога". — "Ты довольно шалил, — возразил государь, — надеюсь, что теперь ты образумился, и что размолвки у нас впредь не будет. Присылай все, что напишешь, ко мне, отныне я буду твоим цензором"].
Пушкин по записи А. Г. Хомутовой[124]. РА 1867, стр. 1066.
… Император Николай, на аудиенции, данной Пушкину в Москве, спросил его, между прочим: "Что же ты теперь пишешь?" — Почти ничего, в. в.: цензура очень строга. — "Зачем же ты пишешь такое, чего не пропускает цензура?" — Цензора не пропускают и самых невинных вещей: они действуют крайне нерассудительно. — "Ну, так я сам буду твоим цензором, сказал государь. — Присылай мне все, что напишешь".
А. О. Россет[125] по записи Я. К. Грота. Грот, стр. 288.
9 сентября.
Москва.
…[Княжна А. И. Трубецкая[126] сказала Веневитинову[127]]: "Я теперь смотрю de meilleur oeil на госуд[аря], потому что он возвратил Пушкина". "Ах, душенька, — сказал Пушкин, — везите меня скорее к ней".
М. П. Погодин. Дневник. ПС, XIX–XX, стр. 74.
11 сентября.
Веневитинов рассказывал мне о вчераш[нем] дне… "Альман[ах][128] не надо издавать, — сказал он, — пусть Погодин издает [или издаст] в последний раз, а после станем издавать журнал, — кого бы Редактором, а то меня [?] с Вяз[емским] считают шельмами. — "Погод[ина], — сказ[ал] Веневитинов. — Познакомьте меня с ним и со всеми, с кем бы можно говорить с удовольствием]. Поедем к нему теперь".
М. П. Погодин. Дневник. ПС, XIX–XX, стр. 73–74.
Между прочим, приезжает сам Пушкин. Я не опомнился. "Мы с вами давно знакомы, — сказал он мне, — и мне очень приятно утвердить и укрепить наше знакомство нынче".
М. П. Погодин. Дневник. ПС, XIX–XX, стр. 75.
12 сентября.
[В театре].
Соб[олевский][129] подвел меня к нему [на представлении "Аристофана"[130]]. "Ах, здравствуйте!" — Вы не видали этой пиесы? — "Ее только что во 2 раз играют. Он написал еще Езопа при дворе". — А это верно подражание [не разб.]. — "Довольны ли вы нашим театром?" — Зала прекрасная, жаль, что освещение изнутри.
М. П. Погодин. Дневник. ПС, XIX–XX, стр. 75–76.
Середина сентября.
Москва.
Венев[итинов] рассказывал о суеверии Пушкина. Ему предсказали судьбу какая-то немка Кирнгоф и грек в Одессе. — "До сих пор все сбывается, напр[имер]… два изгнания. Теперь должно начаться счастие. Смерть от белого человека или от лошади, и я с боязнию кладу ногу в стремя, — сказал он, — и подаю руку белому человеку".
М. П. Погодин. Дневник. ПС, XIX–XX, стр. 74–75.
16 сентября.
[На празднике на Девичьем Поле].
Там Пушкин, который относился несколько ко мне: "Жаль, что на этом празднике мало драки, мало движения".
Я ответил, что этому причина белое и красное вино, если бы было Русское, то…
М. П. Погодин. Дневник. ПС, XIX–XX, стр. 77.
28 сентября.
Пушкин сказал мне: "Я не видал вас сто лет. Когда же у меня?"
М. П. Погодин. Дневник. ПС, XIX–XX, стр. 73.
Сентябрь — декабрь.
Известие о кончине императора Александра Павловича и о происходивших вследствие оной колебаний по вопросу о престолонаследии дошло до Михайловского около 10 декабря. Пушкину давно хотелось увидаться с его петербургскими приятелями. Рассчитывая, что при таких важных обстоятельствах не обратят строгого внимания на его непослушание, он решился отправиться туда, но — как быть? В гостинице остановиться нельзя — потребуют паспорта, у великосветских друзей тоже опасно — огласится тайный приезд ссыльного. Он положил заехать сперва на квартиру к Рылееву[131], который вел жизнь не светскую, и от него запастись сведениями. Итак, Пушкин приказывает готовить повозку, а слуге собираться с ним в Питер, сам же едет проститься с тригорскими соседками. Но вот на пути в Тригорское заяц перебегает через дорогу; на возвратном пути из Тригорского в Михайловское — еще заяц! Пушкин в досаде приезжает домой: ему докладывают, что слуга, назначенный с ним ехать, заболел вдруг белою горячкой. — Распоряжение поручается другому. Наконец, повозка заложена, трогаются от подъезда. Глядь! в воротах встречается священник, который шел проститься с отъезжающим барином. Всех этих встреч — не под силу суеверному Пушкину; он возвращается от ворот домой и остается у себя в деревне. "А вот каковы бы были последствия моей поездки, — прибавлял Пушкин. — Я рассчитывал приехать в
