Я нагнулась, чтобы разложить упаковку для выпечки под прилавком, сглатывая слезы обиды.
Брякнула входная дверь. Сейчас я поднимусь и увижу его улыбку с повинной. И мои страдания как рукой снимет!
— Динь-динь! — голос сверху заставил меня поднять голову.
Я замерла под прилавком с бумажной тарой в руках.
Увы! Это был не он. Энцо, закадычный друг Леонардо. Его кудрявые волосы, обычно обрамляющие одуванчиком лицо, на этот раз были тщательно уложены гелем, а белая майка освежала темную кожу, из-за которой мальчишки дали ему прозвище Мавр.
— Энцо, ты не жениться собрался? — я не смогла разобрать в голосе бабушки, подтрунивала она над ним, либо восторгалась. — Табак знает, что в тебе сегодня изменилось! — приоткрыла рот бабушка.
Он какое-то время не сводил с меня глаз, наблюдая за каждым моим движением:
— Соль, а почему бы тебе не пойти со мной в кино?
— Я не хочу в кино, — холодно ответила я, продолжая перекладывать бумажную тару. — Мы с Леонардо в музей собрались.
— Так почему он не зашел за тобой? Давай я тебя туда отведу! — я поправила очки, чтобы он не заметил застывшую слезу.
Я поднялась и растерянно оглянулась по сторонам, думая, какую выдумать причину, чтобы не пойти.
Сандра закрыла кассу на ключ, и, окинув взглядом меня в смятении, сощурилась:
— Иди! Жизнь это не только работа и учеба.
— Ну бабушка! Ты же знаешь!
— О да! Именно поэтому: иди. Только не забудь, что любая карета в двенадцать превращается в тыкву! — пошутила она.
— Мы не заставим тебя волноваться! — Энцо радостно заторопился к двери, открыл ее и пропустил меня вперед.
Я еще раз посмотрела, не приближается ли Леонардо. Что ж, любимый, сегодня ты потерял первое очко. Мама оказалась права: за настоящего мужчину всегда говорят поступки.
Глава 7. Обручение
Место, где проходила выставка, располагалось в нескольких минутах ходьбы от кондитерской. Вначале я думала, что здесь находится лишь муниципалитет. Бабушка часто носила сюда бумаги и коробку своих фирменных фисташковых пирожных, а выходила оттуда уже с печатями на каких-то лицензиях. Это здание не только соединяло между собой самые разные исторические эпохи и архитектурные стили, но еще и семейные истории на протяжении целых семи веков — Фрескобальди, Бенвенути, Фрати.
Энцо купил билеты, и мы поднялись на второй этаж. В зале оказались только мы с Энцо и на другом конце зала небольшая группа туристов-пенсионеров, которой гид что-то вдохновенно рассказывала.
Я рассматривала имена под картинами: “Фра Беато Анджелико”, “Андреа дель Верроккьо”, “Фра Паолино с Пистойи” и их угрюмые женские лица. Наверное, людям той эпохи запрещали улыбаться, когда они позировали. Какая тоска! Наверное, Энцо прав. Надо было пойти в кино.
Вместо того чтобы восхищаться мастерством художников, я думала о том, что могло случиться с Леонардо. Он не был похож на болтунов, которые не исполняют своих обещаний. Может, Беата права: я хочу взять слишком высокую планку, а судьба мне намекает, что лучше довольствоваться ухаживаниями Марко, например? И как мне теперь быть с Леонардо: обидеться или сделать вид, будто ничего не случилось?
— Посмотри, вот эта похожа на синьору Риту! — Энцо указал на портрет дамы в профиль с большим прямым носом, нервно захихикал и задержал на мне взгляд. Я изобразила упрек, а сама подумала, что никогда бы не согласилась стать его девушкой. Принялась рассматривать детали на портрете женщины с ребенком, потом вернулась к предыдущему, потом перешла к следующему:
— Видишь, на всех картинах васильки. Посмотри! Ты знаешь, что хотел этим передать автор?
Энцо непонимающе посмотрел на меня, приподнимая брови, почитал вслух название выставки на билетах: “женские образы эпохи Возрождения”, пожал плечами, и продолжил рассматривать другие картины в поисках васильков.
Группа пенсионеров переместилась ближе к нам.
Женщина-гид с темным каре и большими, глубоко посаженными глазами продолжила:
— Вот, как раз здесь должна была располагаться сегодня эта “Девушка с васильками”. Знатоки живописи, историки, снова и снова ищут в текстах его современников, теряются в догадках, где мог затеряться этот шедевр. Почему картины нет ни в одном музее? А ведь маэстро рисовал её всего в ста шестидесяти шагах отсюда. Их история любви до сих пор будоражит умы людей. Ходят слухи разного толка.
— Ваш город это настоящая колыбель любви! — захихикала кокетливо сухонькая старушка.
— Да. В те века это было чем-то из ряда вон выходящим. Любовная история монаха-художника и молоденькой послушницы, самой красивой девушки в городе, с роскошными, как золотой шелк, волосами. Ну, монахом он был, конечно, не простым. Имел протекцию одного знатного рода. Так вот, для своих картин он видел лишь одно лицо, а именно лик Святой Маргариты. Настоятельница, зная о слабости маэстро к хорошеньким женщинам, вначале отказала предоставить ему девушку в качестве модели. Но она недооценила дар художника убеждать и получать желаемое. Он не только нарисовал ее портрет. Под праздничную шумиху они вместе с красавицей- послушницей уехали из монастыря. Разумеется, с ее согласия.
— Может, картину вывезли из Италии? — поинтересовался мужчина в кепке.
— Не могу точно сказать, — покачала головой экскурсовод и продолжила: — Есть очевидец, который утверждает, что именно это творение видел в частной коллекции у местного представителя одного старинного рода. Хозяину предлагали за нее немалые деньги. Всегда есть кто-то, кто восхищается красотой портрета, но также немало тех, кто больше заинтересован ее ценой. Все же он предпочел оставить себе этот шедевр.
Я посмотрела на гида и подумала о том, что водить людей по залам музея и рассказывать им чужие истории любви — это очень романтично. В них можно погрузиться, чтобы забыть о своей неудаче. Я вздохнула с сожалением и смахнула слезу.
Мои размышления прервал Энцо:
— Послушай, Соль. Если тебе надоело, мы ведь можем перейти в другой зал. Там нет скучных портретов. Проходит выставка “Борьба гвельфов и гибеллинов в скульптуре и архитектуре”.
Война! Вот что мне сейчас нужно. Прожить внутри себя батальную сцену и выплеснуть через чувства и переживания весь яд. Мы с Энцо вышли и через коридор направились в другой зал.
Энцо провожал меня до дома и все старался дотронуться до моей руки. Я избегала его прикосновений, словно он мог ошпарить меня, как раскалённый утюг. А что если Леонардо нас вместе увидит? “Ну и что?” — возражала другая я. А вдруг он все-таки заходил за мной, а меня не было. “Какая разница! Он не пришел на первое свидание!”
Пока две части меня боролись между собой, мы свернули на нашу улицу и Энцо обнял меня за талию, дохнул жаром на мою щеку и спросил:
