— Могу поспорить, что он похож на твоего Джованни! — дерзко сказала я, но потом спасовала, ибо слышала, что она вдова с самой молодости. Чмокнула ее, чтобы польстить:
— Ты мне так и не рассказала, где вы встретились.
Но вместо ответа она отвернулась, сгорбилась и принялась громко скрести лопаткой по дну кастрюли.
Я посмотрела на часы — восемь тридцать. Сколько еще ждать до четырех!
Беата мешала крем так усердно, словно хотела растопить в нем ледяные клубы мыслей. Потом встрепенулась, подняла голову и, посмотрев через белое деревянное окошко на улицу, весело кивнула. На другой стороне дороги, подперев столб, стоял молоденький полицейский и листал блокнот:
— А вот и он. Легок на помине. Только не забудьте знак ему дать, как работу закончите.
Я посмотрела туда, куда кивнула Беата. У Марко была внешность, при виде которой мамы обычно говорят своим дочкам: “сразу видно, какой он хороший. Выходи за него”. Подойдя к двери, я помахала ему рукой. Он оживился, поправил мундир, заулыбался, показывая на часы. Я покачала головой. Нет, на него у меня сегодня не было времени, ибо теперь я девушка Леонардо и с сегодняшнего дня все мое свободное время будет только для него.
Около двенадцати Беата собиралась уходить, ибо выпечка была уже готова, рабочее место убрано, инвентарь накрыт белым полотенцем с кружевом. Она сняла резиновые пантофли, надела поношенные, серой кожи лодочки и, снимая чепец, сказала:
— Ну, я пошла. Конечно, синьорина, какая мне разница, кто это будет, Энцо, Лео или Марко. У Данте, между прочим, уже в девять Беатриче была. В ваши годы жениха-то положено иметь, — она поцеловала меня в лоб, обдав запахом кислого теста, ванили и лаванды.
— Не переживай, я его уже нашла! — приблизилась я к ней, поправляя свернувшийся улиткой воротничок блузки.
Беата тревожно помотала головой, махнула рукой и поплыла к выходу.
В одиннадцать зашли работники банка. В костюмах, с галстуками. У женщин были аккуратные прически — волосок к волоску. Бабушка сама им сделала кофе, я же раскладывала заказанные круассаны и булочки на блюдца, подносила их к столикам и брала новые заказы.
Сегодня я усвоила, что кофе надо уметь пить. Мое внимание привлек темноволосый мужчина с красным галстуком вокруг бычьей шеи. Он отпил кофе, затем вальяжно пригубил воды, видимо, чтобы во рту не вязало, и обратился к бабушке:
— Сандра, ты же понимаешь, что значит для нас, итальянцев, кофе? Это не просто какая-то чашка бодрящего напитка. Это время, которое мы уделяем друг другу. И запах, — он снова пригубил из чашки. — Это запах того, что ты собираешься сейчас рассказать. А потом глоток за глотком узнаешь обо всех новостях. И становишься их частью. Жизнь это молния. А кофе это момент безвременья, в котором и есть смысл жизни.
Мне показалось ужасной скукотой выслушивать нравоучения этих дядек с толстыми шеями. Как бабушка выносит их рассказы о том, кто сколько зарабатывает и как ест или пьет? Лучше бы он научил, как итальянцы умеют любить!
Колокол башни собора Святого Франциска пробил двенадцать. Еще четыре часа и в этой двери, куда только что вошел комиссар, появится Лео. Улыбнется. Смутится, увидев Сандру. Снова улыбнется. Она спросит, как его дела, как поживают его бабушка и дедушка, передаст им привет. Пишет ли отец из Америки и как его медицинская карьера.
Комиссар все в том же светлом плаще с шикарными усами и иссиня-черными, будто бархатными, волосами, приблизился к бабушке и поцеловал ей руку:
— Сандра, дорогая, очень рад!
— Комиссар, что-то вы давненько у нас не бывали. Двойной эспрессо и круассан с горьким шоколадом для самого брутального мужчины Тосканы?
Он уставился на бабулю, будто не услышал ее вопроса и сказал, будто спел:
— Сандра, твоя красота неподвластна годам! — он снова поцеловал ей руку. Видел бы Алекс эту сцену — приревновал бы бабулю по-черному! Вот где настоящий Дон Жуан! Жаль, что Беата его не застала. Был бы еще один повод похихикать над ее комментариями.
— Ба, я отлучусь перекусить, — бросила я, складывая чашки и блюдца в посудомойку.
— Эта ваша внучка? Ничего себе! Воздух Италии ей на пользу! — он поклонился мне. — Бабушка, держи ее на коротком поводке, пока ее не украл какой-нибудь знойный итальянец!
Десять минут второго. Пора готовиться к полднику. В это время наша кондитерская из зефирного рая превращается в птичий базар, где голоса школьников перебивает чириканье мамочек, торопящихся рассказать подругам о самых горячих новостях.
Мы с бабушкой фаршируем пончики заварным и рисовым кремом. Запах апельсиновой цедры и ванили щекочет нос и разжигает аппетит. Не волнуйся я так о долгожданном свидании, уже бы отвлеклась на кофе со сладким пирожком. Но мне надо успеть все сделать до прихода Леонардо. Выдраить полы на кухне, убрать в холодильнике, помыть подносы, сложить посуду в посудомойку. Собрать мусор. Вытереть столики. Уф! Кажется, ничего не забыла.
Я посмотрела на часы. Четыре пятнадцать. Меньше часа до встречи. Взяла жидкость для стекол. Мельком бросила взгляд в зеркало и поправила волосы. Тук-тук. Я слышала, как колотится мое сердце. Перевела взгляд на улицу. Мимо шел Марко, пристально всматриваясь в наши окна. Но вместо того, чтобы помахать ему, я сделала вид, что не замечаю, усердно протирая столики.
Четыре тридцать. В кондитерскую подтягиваются шумные мамы с детишками. Даже лучше. Полный аврал мне поможет отвлечься до его прихода. Пятьдесят съеденных пончиков, двадцать пять чашек кофе, двадцать бутылочек сока и пять стаканов воды, выпитых за полчаса.
В пять десять я начинаю нервничать. Мне не нравятся парни, которые опаздывают на свидание. В прострации я смотрю, как бабушка закрепляет бирки на торты, проверяет температуру в холодильниках, что-то записывает. Потом кладет за ухо карандаш, задерживает на нем руку. Вряд ли бабушка узнает, что точно также делала и мама, если я когда-нибудь ей об этом не расскажу.
— Будем потихоньку сворачиваться. Без десяти шесть. Эти два подноса можно убрать в холодильник. Посчитай упаковку, — бросает она мне, тоже периодически поглядывая на входную дверь.
Потом бурчит себе под нос:
— Табак его знает, почему он не пришел.
Шесть. Этого не может быть! В этот час моя последняя надежда находилась за дверью, которую так никто и не открыл. Я снова посмотрела на улицу. Мимо прошла парочка пенсионеров, держась за руки, а за ними — галдящие школьники.
Пока я убирала подносы в холодильник, бабушка оправдывала его:
— Это, конечно, называется “поставить тебе бидон”, но ведь могло произойти что угодно.
Ага! Хотела выучить итальянский — вот и лови! Фраза “поставить бидон”, что означает не прийти на свидание. Заруби себе на носу, Ассоль. Но ведь можно же учить итальянский не так жестоко!
Обида обожгла нутро и вот-вот собиралась вылиться наружу крокодильими слезами. Я глубоко задышала, чтобы справиться с ними. Вспомнила похожий случай с мамой. Когда она пообещала сходить со мной в театр, а потом, нарядившись в праздничное платье, уехала с папой куда-то на такси. Уже столько лет прошло, мамы больше нет, а чувство осталось. Надо учиться с легкостью принимать любые жизненные ситуации. Но как?
