почти долгожданно ухватил за волосы — запустив пальцы глубоко-глубоко — притянул к себе.
Юга почувствовал на лице тяжелое, горячечное дыхание. Чужие, заново знакомые глаза оказались слишком близко.
— Плевать, — хрипло, с кровью, выговорил пастух, — ты жив. Я нашел тебя. Остальное — плевать.
Русый капитан остановился в двух шагах поодаль.
— Джуда, — окликнул.
— Юга, — быстро, ревниво поправил Третий, — мое имя Юга.
— Юга. Мне нужно осмотреть молодого человека. Боюсь, наш общий знакомый несколько перестарался.
— Я не уйду, — показал зубы Третий.
— Разумеется. Будешь ассистировать. Как, говоришь, его зовут?
— Выпь, — представился Второй.
Оба — капитан и пастух — молча смотрели друг другу в глаза. Потом русый удовлетворенно хмыкнул, кивнул, словно с чем-то соглашаясь или признавая что-то:
— Очень хорошо. Здравствуй, Выпь, мое имя Волоха, я капитан и лекарь, у меня есть подозрение, что у тебя могло треснуть ребро…
***
У противоположного борта, по ту сторону от разгорающейся арфы, беседовала лучшая часть команды. Буланко пытался разглядеть происходящее через малопрозрачный флаг, грыз орехи, как нервная белка:
— Как думаешь, прокатило?
— А то! — Дятел сиял от удовольствия. — Видел же, как его подкинуло. Как енота на батуте.
— Ах, господа, это уникальный случай, просто уникальный, — волновался Мусин, потея очками и взмахивая руками, — чтобы Второй и Третий, да вместе…
— Ты перестарался, — упрекнул Иночевский Дятла, — зачем так сурово лупить?
— Капитан же приказал, чтобы все натурально выглядело. Ну. Стукнуло ему в голову, что желтоглазый этот, по приметкам — Второй, ха. Вроде как одного из ихнего племени наш юнга мог знать. Я человек подневольный, велели проверить — проверил. Натурально!
Буланко вздохнул:
— Да, куда уж натуральнее. Ты только теперь ходи да оглядывайся, Джуда… Тьфу, Юга парень горячий, памятливый, возьмет да и закинет тебя на дно Лута.
— Ха, кто кого, еще поглядим!
— А что будем делать с девушкой?
Все повернулись в сторону пленницы, настороженно сверкающей глазами и занявшей выжидательную позицию у борта. Судя по всему, девушка готова была сражаться, как рыжая тигрица.
— Красивая, — сказал Буланко, залился румянцем, поправил картуз.
— Ха, неужто применения не найдем? — Дятел оскалился, поскреб недельную щетину.
— Хорошо. Но потом — за борт. Или на органы. Тут уж как капитан велит.
Глава 4
— Взгляни, что приготовила для тебя сегодня Башня.
— Нет. Не может быть, — Юга огляделся, с ужасом узнавая ненавистную, тесную, круглую комнату.
Безвкусный воздух. Бесполый голос.
Он же сбежал, сумел уйти и от низкого потолка, и от ежедневной повинности, и от сна без сновидений, когда, его — живого — насиловали, резали и кроили заново.
— Взгляни, что мы приготовили для тебя сегодня.
— Нет, идите в Провал, второй раз я на это не подписывался!
— Очень хорошо, Джуда. Взгляни, что мы приготовили для тебя сегодня.
— Меня. Зовут. Юга. Тупая ты машина!
— Очень хорошо, Джуда, — так же доброжелательно сказали за спиной.
Юга резко обернулся — и открыл глаза.
***
— Тише, тише. Это я.
Выпь держался спокойно, но глаза его выдавали — беспокойным, сторожким блеском зарниц.
— Что ты здесь делаешь? — хрипло осведомился Юга.
— Что я здесь делаю? — в голосе Второго звучало тревожное удивление. — В общем зале, в расцвете ночи?
Наверное, Юга не стоило так явно мешкаться. Выпь просек заминку, осторожно потянул Третьего за руку, отводя в сторону.
— Ага.
На крышке — прочие столы были заняты, щетинились ножками перевернутых стульев — легко и прочно застыло ажурное сооружение из чего-то блестяще-светлого, совсем белого тонкого.
Выпь склонился ближе.
Проволока, на полоски распущенные столовые приборы, птичьи кости, воск. Еще что-то. Черные волосы, о прочности которых он помнил собственной шкурой. Глянул через плечо.
Юга стоял, выпрямившись и скрестив на груди руки. Смотрел на конструкцию с испугом, с почти больным, жадным любопытством.
— Симпатично, — для порядка честно отметил Выпь.
Третий шумно вздохнул.
— Скажешь мне, для чего это предназначено?
— Я не зна… Не скажу, — Юга зябко поежился, осторожно глянул по сторонам.
Он не помнил, как оказался здесь. Зачем и для чего.
По босым ногами тянуло сквозняком, погода не баловала.
— И давно ты по ночам бродишь?
— Ай, тебе ли не знать, что образ жизни у меня ночной по преимуществу.
— Ты спал, — не пожелал обернуть все в шутку Выпь, — я окликнул тебя с лестницы, но ты так и продолжал собирать свой… Замок?
— Увлекся, — огрызнулся Юга, сердито ломая с таким искусством поставленную поделку.
Жалобно хрустнули косточки, в кровь кусая смуглые пальцы.
— Ага, — не стал давить желтоглазый.
Молча помог вынести сор на улицу, под мокрую завесь ливня.
Когда поднимались на второй этаж, Юга нервно облизнулся и все же попросил:
— Ивановым не говори, ладно?
— Хорошо. Не скажу. Так же, как ты не сказал мне о Башне.
— А с каких пор я отчитываться должен?! — взвился Юга.
Выпь коротко взял его за плечи, приложил о некрашеную стену — так, что клацнули зубы и отшибло дыхание. Юга вскинул голову.
За странную пору порознь Второй успел сделаться еще выше ростом.
В общей темноте захлебнувшегося стылой ночью коридора ни черточки нельзя было различить, но он видел бывшего пастуха. Или просто помнил его слишком хорошо.
— Так с каких? — проговорил шепотом, еле сладив с голосом.
Выпь продолжал его держать и разглядывать, будто в первый раз свиделись. На корабелле, по пути к Хому Плауна, славного гостиницами и равнодушием к частым проезжим, им так и не случилось толком пообщаться.
Сперва держал на лекарствах Волоха, потом нельзя было, под любопытным приглядом гисторов. И этой девки.
Юга втянул воздух не носом даже, горлом, чуть приоткрыв сухой рот. От Выпь пахло солнечной, теплой пыльной мутью, полынью, его собственным, странно-привлекательным запахом — и сладким душком дешевой женской воды. Будто по прекрасной картине небрежно мазнули самоуверенными детскими каракулями.
У Юга аж все узлом закрутилось внутри от этого симбиоза.
— А ты сам-то, почему ночью разгуливаешь? Водички захотелось?
Выпь оторопел, а облюдок, оттолкнув его, направился в свою комнату. И едва не упал, когда его по-хозяйски властно ухватили за косу.
— Юга. Мы не договорили, — глухо сказал Выпь.
— Так ты и сам договоришься! — прошипел облюдок, щуря вскипевшие черным гневом глаза. — Ступай к бабе своей веснушчатой, а то опять развизжится на весь дом.
Выпь хрустнул пальцами, притянул невольного собеседника ближе:
— Не говори. О ней. Так.
— Почему нет?! Мы взрослые люди, она зовет меня шлюхой, и я даже не отрицаю. Мило, нет? И вполне всех устраивает, потому что это правда!
— Ты, кажется, совсем не изменился, — с горечью отметил Выпь.
— Так с чего бы? Месяца четыре едва минуло.
— Полтора, —
