— Нет, я просто не могу. И ничего о ней не знаю. С того момента как вы поменялись телами — ничего. Мы можем проникать в другие миры, но только взрослые феи и только при определённых условиях. А я умею только перемещать предметы, только ваши и только оттуда сюда.
— И «только» твоё любимое слово, я поняла. Чёрт, как неудачненько-то, — рука сама тянется почесать затылок.
«Блин, ещё это корона давит», — приподнимаю я дужки и морщусь, растирая зудящую кожу под ними. А ведь очень пригодилось бы пообщаться с Катькой-то. Я бы её предупредила, что там розетка в кухне током бьётся. И кран с горячей водой на полную откручивать нельзя. Бедная, как она там в цивилизации?
— Но телами нас с Катькой поменял ты? — забираю его вещи и сажусь рукодельничать.
— Я. А кто же ещё? Глупый никчёмный фей, — виновато кивает он своей салатовой гривой, кутаясь в край одеяла.
— Ты погоди голову пеплом посыпать, давай в подробностях.
— Катарина запретила мне вмешиваться, потому что пыталась сделать не так.
— А как?
— Хотела магическим способом навсегда изменить свою внешность. Но не успела закончить ритуал, её схватили.
— А что обычных способов ей мало было? Волосы там перекрасила, макияж, новая стрижечка — и родная мама не узнает. Обязательно вот что-то запрещённое и навсегда? Ох уж мне этот юношеский максимализм! Я тоже вон себе в её возрасте татушку набила, дурилка. Такая была любовь!
— И что? — заинтересованно замирает фей, пока я рассматриваю зашитый камзол.
Как новенький!
— И ничего. — Блин, ну не могу же я рассказывать ребёнку такие подробности. Как на бабушкином скрипучем диване и началась, и сразу закончилась наша любовь. — Расстались мы. А татушка с его именем вон, — показываю я на плечо. — А, чёрт, это же Катькино тело. Ну в общем, я бы тебе всё равно не показала. Но осталась на всю жизнь.
— А она хотела отомстить, — вздыхает фей.
— Кому? Королю? Вот ещё тоже глупость — мстить, — похоже заклинило у меня режим «опытная мать», но ладно уж, изреку последнюю мудрость и буду закругляться. — Встала, отряхнулась и забыла его — вот лучшая месть. А, кстати, что он сделал-то?
— Не знаю.
— Или знаю, но не говорю?
— Нет, правда, не знаю.
Верю. Охотно верю, что могли быть у Катьки от этого мелкого секреты. Хотя по лицу вижу: если бы знал, не сказал, упрямец. С характером парень, хоть и дитё-дитём ещё. Сопит расстроено. Переживает. Молчит. Думу думает.
— Но ты, я вижу, дрался за неё как лев, — даже не шучу я. Разве что капельку иронизирую, складывая стопочкой залатанные вещи на столе.
— Я летел за ней до самого города. Видел, как она плюнула в короля. Но, когда её повели на эшафот, не выдержал, — вздыхает он, когда я подхожу. — И сделал единственное, что мог — поменял вас телами. Вмешался. Нарушил запрет. Но я не хотел, чтобы она погибла.
Ну, глупая затея, чего уж там. И что с того, что поменялись мы телами? В своём теле, в чужом, отрубили бы ей голову, да дело с концом. Но что сейчас давить парнишке на больное. И так, похоже, горюет парень.
— Ладно, не кисни, Карл! Всё ты сделал правильно, — взлохмачиваю его грустно опущенную голову. — Видишь, всё у тебя получилось. Всё хорошо, все живы. Катьку, если вдруг я больна, подлечат. И вернётся она домой в лучшем виде.
— Правда?
— А то! У нас знаешь какая медицина? Лучшая в мире! И тебя вылечат. И меня вылечат.
И короля… вылечат.
— Но ты же знаешь, как всё вернуть на место, правда? Меня? Катьку?
Вытряхиваю я всё содержимое из так называемой сумки и набиваю её вещами фея.
«Прости, Карло, но у меня к тебе ещё столько вопросов, А ты сбежишь ведь, засранец. Ищи потом ветра в поле. Где мне другого информатора брать?»
— Знаю, — оживляется он, выглядывает. И вижу, как округляются его глаза, наблюдая за моими действиями. — То есть я не уверен. То есть я…
— На самом деле не знаешь, как вернуть всё обратно?
Странно, но почему меня это не расстраивает?
— Я знаю. Но это сложно. И я… — так и замирает он с открытым ртом.
— Работаешь над этим, я поняла, — привязываю к поясу кисет. Надеваю на руку лямку веера.
Я поняла главное: я тут, действительно, надолго.
И миссия моя проста: не посрамить честь нашей женщины. То есть всё, как всегда: будем решать проблемы по мере их поступления. И начнём, пожалуй… в общем, с чего-нибудь да начнём.
— А вы куда? — тревожно разглядывает меня фей из своего укрытия.
— Прости, у меня сейчас срочные дела, — припудриваюсь я, глядя в зеркальце. — У меня там король где-то бегает по замку весь в губной помаде. Никак не могу пропустить это фееричное зрелище. Народ ждёт пряников по поводу женитьбы. Да с вашим посланием надо разобраться. Но ты тут не скучай, ешь, что хочешь, — показываю я на фрукты, — а потом я вернусь, и ты мне расскажешь всё остальное.
— Не уходите, пожалуйста! Я и так всё расскажу.
— Конечно, расскажешь, — бросаю я зеркальце на стол, куда ты теперь денешься.
Ох уж мне эти мужики! Словно штаны им на голосовые связки давят. Слова лишнего не вытянешь. Но стоит раздеть донага — находка для шпиона. Представляю, сколько всего поведал бы мне король, не помешай нам эта служанка.
— Но вам же запретили выходить.
— А тебе вмешиваться. Но на то они и запреты, чтобы их нарушать, правда, Карло? Никуда не уходи! — подмигиваю я, а потом иду к двери.
Резко распахиваю. Никого.
И только выйдя из коридора в просторный холл, натыкаюсь на прикимарившую на стульчике старшую камеристку.
— Простите, госпожа, но вам не велено покидать комнату, — подскакивает она.
Она же не думает, что меня остановит?
— Где сейчас мой муж, Фелисия?
— В малой столовой. Он приказал накрыть там, а вам подать в комнату, когда вы пожелаете.
— Пожалуй, я к нему присоединюсь, — огибаю я её обширную фигуру по крутой параболе, не обращая внимание на её причитания. — Малая столовая? Туда? — показываю веером.
— Вниз, — показывает она в другую сторону. — С Его Величеством мадмуазель Амвон.
И такой у неё нехороший голос, что прямо задницей чувствую, это та самая Мля.
— Ну вот и отлично! Познакомимся, — завершаю я свой вираж, излучая само благодушие, и спрашиваю самым невинным голосом: — Скажи, Фелисия, это ты дала Его Величеству лекарство, что прописал мне доктор?
— Он сам взял его… на столе, — растерянно хлопает она глазами.
— Сам. Угу, — киваю я. — А тебе его кто дал?
— П-придворный лекарь.
