— Думаешь, хворостиной тебя не отстегают? — приоткрываю крошечную щёлку, чтобы забрать эту писульку.
— Скажите «форте», — подсказывает он.
— Форте! — взмахиваю я шпажкой. И, осыпав снопом зелёных искр подоконник, она увеличивает бумажку до размеров нормальной средней помятости желтоватой бумаги.
— Хе-хе-хе! — довольно посмеиваюсь я. И снова направляю палку на тапки. — Пиано!
Снова сноп зелёных искр, и тапки уменьшаются как раз до тридцать шестого нерастоптанного. Аллилуйя! Вот то-то же! Спасибо нашему общему образованию! Не родилась ещё на свет такая палка, чтобы я с ней не справилась.
— Говорю же, двоечник, — вчитываюсь в документ.
Полное непонятных мне слов, помарок и исправлений, явный черновик, это прошение сводится к тому, что некое магическое сообщество просит у Его Величества не оставлять его без его помощи и защиты.
Да феи, похоже, правда, в беде. Не зря к королю приходили с челобитной. Ладно, плюс в твою карму, Карло! Верю, что искренне о своих беспокоишься.
— А это что за ДПС? — разглядываю гербовую печать с тремя буквами.
Неприятным холодком в груди растекаются воспоминания о неоплаченном штрафе. Нет, я конечно, могла бы поспорить с инспектором, что не ехала я вовсе с такой скоростью, но чёртову дрону с камерой ничего не объяснишь. Интересно, а сегодня какой день? Там до одиннадцатого по квитанции была скидка. Блин, о чём я? О чём? О душе беспокоиться надо, не зря ж она попала сюда, в это тело. Ну, очень хочется верить, что не зря, а я всё о мирском, о прошлой жизни, о туфлях, о неоплаченных штрафах.
— Это Департамент Пространственных Связей, — сообщает фей в щёлку. — Так называют фей по протоколу.
— По протоколу, — хмыкаю я. — Слышь, товарищ командир, я тут случайно права дома забыла…
— Миледи, впустите меня, пожалуйста! — нетерпеливо подхныкивает он. — Если меня увидят, поднимется шум, а вы же не хотите, чтобы кто-то узнал, что вы не настоящая Катарина.
Шантажировать меня решил? Ай да Карло, ай да молодец!
— Ишь как заговорил, — наклоняюсь я к стеклу. — «Миледи». «Пожалуйста». И что будет, если узнают?
— Вас будут пытать калёным железом. А когда вы всё равно ни в чём не признаетесь, потому что ничего не знаете, казнят.
А теперь запугивает и торгуется. Смышлёный засранец. Вижу, толк будет… когда подрастёт. Но со мной ему не тягаться. И, «калёное железо», пожалуй, серьёзная заявка на то, чтобы открыть окно, но не больше.
— Знаешь что, мальчик. Вот только не надо меня пугать, — распахиваю я створку. — Я ходила в школу в пионерском галстуке, я конспектировала в институте «Апрельские тезисы», я покупала сигареты по талонам, красила волосы гидроперитом с аммиаком. Пережила перестройку, дефолт, пару-тройку кризисов, санкции. Да что там санкции! Я ветрянкой в тридцать лет переболела. Чуть не сдохла. Знаешь, что это такое?
— Нет, — он энергично качает головой.
— Тогда сидите, фей, и не пи… ликайте. Нет, пиликайте, только, по существу. А мне уже ничего не страшно. Ничего, Карл!
— Но это правда, миледи, — устраивается он на подоконнике. — В этом мире магия вне закона. А феи — магические существа. Посредники между мирами. Они к кому попало не прилетают. И если меня заметят…
— Сдашь меня, да? Друг, — хмыкаю. — Я всё поняла.
— Я это не всерьёз, — виновато ковыряет он дырку на колене.
— А вот я всерьёз тебе больше не верю, — убираю я в сторону документ. — И вообще, этот мир сказочный. Литрум. Абсинтия. Не смеши меня, Карл, своими угрозами.
— Может быть, по вашим меркам и сказочный, — снова разглядывает он порванный камзол и вздыхает. — Но как бы он ни возник, он давно живёт по своим законам.
— Так будь добр, расскажи по каким, — церемонно кланяюсь Карлуше, — особенно если хочешь помочь своим. Не тяни резину. И наколдуй-ка иголку с ниткой. Зашью тебе рукав, а потом пойду узнаю у короля про твой документ.
Чего-нибудь обязательно узнаю. Неужто он думал, что правда меня тут удержит? В бездействии и неведении. На всякий случай выглядываю вниз из окна. «И почему люди не летают как птицы?» — рвётся из груди. Кажется, где-то я это уже слышала.
— А вы сможете? — смотрит фей недоверчиво и явно не в моих способности швеи сомневается.
— Смогу, не смогу, но попробую. Сейчас подожду, пока над королём там весь двор наулыбается, а потом пойду подлизываться.
— А если…
— Карл! — подаю я ему шпажку. — Нитки давай, двоечник!
— Я не двоечник! — обиженно взмывает он в воздух.
И моргнуть не успеваю, как в руке у меня оказывается до боли знакомая катушка зелёных ниток с воткнутой в него слегка погнутой иглой. Снова это дежавю. Но я могу поклясться, что это мои нитки. Я буквально пару дней назад подшивала ими новые шторы.
— Я ничего не наколдовываю! Я только перемещаю! — возмущённо стрекочет он крыльями. — Я ваш личный фей. Кровный. Вот к чему вы лично прикасались, только то и могу переместить.
— Чёрт, и тут не повезло, — несу катушку на стол. — Достался какой-то неумёха.
— Вообще-то я по нашим меркам ещё ребёнок, поэтому много не умею.
— Ладно, ладно, кровный фей, не оправдывайся, шучу я, — показываю, чтобы раздевался, и наливаю себе ещё вина. — Это я, выходит, виновата, что не к тому прикасалась? Почему же тогда мои домашние тапки, любимые, стоптанные, в которых я каждый день ходила, ты не переместил?
— Не знаю, — стыдливо прячется он за спинкой кровати, стягивая с себя вещи. — Кто-то трогал их, видимо, после вас.
«Чёрт!» — плюхаюсь я на стул и с расстройства выпиваю залпом полбокала. Ну, точно Ленка! Поди в гроб мне их с собой положила. Ну как же! Любимые. Навалила мне там, наверно, вещей, чтобы на том свете уютно было. Она же жуть какая сентиментальная и во всю эту ерунду верит. И лежу я теперь такая нарядная в гробу в розовых тапочках с меховыми помпонами. Хотя на хрена они мне там? На хрена они мне вообще!
— Скажи мне, друг мой Карлуша, я в своём мире умерла? — выдыхаю, осматриваюсь в поисках салфеток, а потом, за неимением оных, вытираю рот брошенными перчатками. Они всё равно помадой испачканные, не отстирать.
— Конечно, нет! — неожиданно отчаянно выкрикивает Карл, высунув голову из-за спинки, но потом словно одумывается: — То есть пока нет, потому что… в общем, это неважно, — вешает он на спинку рядком камзол, штаны, дырявые чулки по одному. — Катарина сейчас в вашем теле. Но с ней я не могу говорить.
— Погоди. Значит, я в коме, да?
Вот, блин, почему тапки трогали. Дались они мне, окаянные. Ленка мне их в больничку понесла. Ну, что ж, а жизнь-то и правда, налаживается! Вот уже забрезжила надежда. Надо подумать, что там в аптечке у меня есть.
Глава 13
— А что там со мной не так? Я больна? Без сознания? Поэтому ты не можешь общаться с Катариной?
