огляделась — вдалеке маячил смутный сигнальный фонарь уходящего катера. Этот не помешает.
— Если при Прыжке качнет, определенно черпанем, — предостерег Укс.
— Каким-то ты трусливым стал, — удивилась Лоуд, перебираясь на нос. — Если черпанем, так и что? Не сахарные. Да и с какой стати нам черпать? Всё, отсчитываю. Три… два…
…Ничуть не качнуло, и никакого треска не случилось, но тонуть начали мгновенно. До берега оставалось несколько шагов, мокрые гребцы с проклятиями выбрались на камни. Кормы у шлюпки не имелось: в Прыжке как ножом срезало. Качались коробки, подпрыгивали на волне бутылки «Швепса», коричневым ковром расплывались кофейные зерна…
— Не вместились мы в окно. Немного не так нужно было, — заметила оборотень, стряхивая с себя отяжелевшее пальто.
— Не так⁈ — взъярился Грузчик. — Ты, Оно, вообще сдурело! Кто клялся «я знаю как! я знаю как!». Да у меня нога, считай, точно там и стояла!
— Ну! — подтвердил Гру.
— Может, из-за ваших ног все и вышло? — выдвинула Лоуд вполне вероятную версию причины крушения. — Чего вы орете? Спасать нужно, пока вообще всё не утопло. А лодку потом другую возьмем. Там рядом стояла, темненькая такая…
Партнеры полезли спасать имущество, добытое честным и непосильным шпионским трудом. Укс рычал, ругался, но удивительные вещи действительно было жаль упускать…
* * *
…Мин рычал, Зу подвывала — они выздоровели. Ну, может, не на голову, но в остальном уж точно. Песок оставался теплым даже ночью, по берегу от города до Бухты Змеиных Родников имелась уйма гротов, склонов и карнизов с ровными камнями. А, и с неровными, тоже. И в мастерской было недурно, но если нельзя выть, так уже немного не тот восторг случается. Старый Гак уже выходил ночью с арбалетом, утверждал, что в саду какие-то мелкие йиены завелись. Ну почему же мелкие? Немного обидно.
Зу стала выше ростом, стройной и красивой. Если вглядеться. Короткая стрижка гремлинше очень шла, татуировки на шее и щеке скрыли шрамы и выглядела Зу круто. Со шрамами на голове и лбу нужно было что-то элегантное придумать, хотя боевые отметины считаются недостатком внешности лишь у тыловых глупцов. Но подкормить ветераншу еще очень и очень требовалось…
Летняя ночь создана для прогулок и глупо этим не пользоваться. Тем более, лето уже шло к концу. Мин твердо решил отправляться на север с предпоследним караваном. Как раз «Новая собака» пойдет, большая часть моряков там знакома, поспокойнее путешествовать будет. Чернонос тоже считал, что засиделись — Глор он уже знал получше своего хвоста, успел подраться с собаками в Цитадели и вообще мучился вольными анархическими настроениями. И Зу, и крысу, будет полезно взглянуть на море с борта драккара, оценить истинную величину мира.
Днем выздоравливающие энергично ремонтировали чулан и разговаривали о севере. Зу расспрашивала о мастерских. Долине и ее обитателях, хотя и так почти всё уже знала. Ну, о мастерских, понятно, можно говорить вечно.
…— Все же не знаю. Я больше разрушать умею, а тут наоборот. И металла у вас мало. Будут ко мне ваши переростки придираться.
— Ты, главное, к ним сама не придирайся. Сработаетесь. А разрушать нам будет что. Война, она сама нас найдет, а диверсанты всегда нужны…
Но пока стоял мир и тянулось славное приморское лето, можно было завалиться на кучу стружек и взвыть тихим воем. Подождет война…
К войне готовились все. В Глоре проводились неспешные, но крайне хитроумные мероприятия на случай внезапной мобилизации. Мина частенько вызывали на консультации, сидели то в Гильдии, то в «Компании Нельсона», решали заковыристые технические вопросы. И в Новом Конгере шевелились на этот счет, и в Краснохолмье, и даже в крошечных Ливнях строили новый военный маяк. В иных мирах тоже напряженно работали: заглядывал Андрей, рассказывал о тревожной обстановке в сопредельностях. О возможной войне помнили на севере и на юге, и на Старой Земле, и в Лондоне, и даже в деревушке Туллох-Овкка, что в горной Шотландии. Питие виски здесь с некоторых пор не поощрялось, килты не особо носили, зато боевой хайхланд[57] танцевали с таким задором, что и описать невозможно. Народ здесь подобрался работящий, свиноводство процветало, девицы из соседних кланов замуж за деревенских шли с превеликой охотой. Смущал, правда, соседей, обычай еженедельного «майдануса», но Мак-Бул объяснял, что ритуал старинный, символический и худого в нем нет. И правда, ничего в Туллох-Овкке плохого не случалось — всё осталось в чопорной Англии, а то и дальше. Вспоминая Лондон и жахлывый «Нью-Крейн», плевали горцы-свиноводы в ту поганую сторону, а в какую еще непременно плюнуть надлежало, то из памяти поизгладилось.
Лондон порой вспоминали и в Медвежьей Долине, но без особых плевков. Летом с оказией попала в «Две лапы» симпатичная диадемка с бриллиантиками. В записке было сказано, «вот за подкладку завалилось, делимся для памятности». Милая вещица, пусть и полной бесполезности. Решено было, что сувенир на свадьбах долинные невесты будут надевать. На осень в деревнях свадеб порядком намечалось, а пока невесты в каминный зал заглядывали, на «принцесский венец» смотрели и от восторга ахали. Осень ожидалась урожайной, щедрой и праздничной. Да и какая мирная осень не праздничная?
Вот в самом Лондоне личный состав Второго Боевого Крыла Чистой Ночи твердо помнил, что война никуда не делась, строил запасной укрепрайон под парком Сент-Джеймс и напряженно трудился над формированием новых подразделений. Процесс шел отнюдь не безнадежно…
И только один персонаж этой бесконечной шпионско-политической эпопеи о Лондоне не вспоминал.
Тиф жила в хижине недалеко от дозорной башни, что стоит на Всхолмской дороге. С пологого склона виднелось море, до того огромное, что и поверить в него трудно. Днем можно было спуститься вдоль ручья в бухточку и осторожно окунуться на мелководье. Сияли ослепительные летние дни. Вдали по дороге двигались повозки, иногда скакали спешащие гонцы — Тиф смотрела на них со склона, щурилась на жаркое, как небывалая газовая горелка, солнце. День тянулся длинный и спокойный, приходил вечер, Тиффани засыпала, и спала, не видя снов, рассветные лучи вползали под крышу, и наступало утро… Отшельница выходила к ручью за водой, издалека приветствовала стражника на башне — тот отвечал привычным взмахом копья. Стражники никогда не подходили к хижине — было указано им на этот счет весьма строго. Да и не каждый герой рискнет напрашиваться в гости к молчаливой девице, что в одиночестве живет у заброшенного кладбища.
Это называлось «карантин», хотя кто в огромном городе Глоре знал то хитрое