я за вас рада! — визжит, сжимая кулачки.
— Иди сюда, полудурок! — цепляю Черепанова за лацканы пиджака. — Какого ляда ты тут устроил?
— Прости, братан, я переживал как за себя. Семь потов сошло, глаз задергался.
— Кретиноид!
— Илюх, клянусь, от волнения чуть в штаны не наложил.
Не могу на него злиться. Позволяю себя обнять.
— Огонь-девка! Я первым тебе это сказал, ты помнишь?
— Да, помню. Ты плачешь, что ли? — отодвигаюсь, потому что его голос странно плывет.
— Это ветер, — отмахивается, отворачиваясь.
Ветер. В помещении.
— Тох…
— Нормально все.
— Так, народ, фотосессия на ступеньках! — Яська хлопает в ладоши. — Все туда. Время!
Перехватываю новоиспеченную Александру Паровозову, спасая от навязчивых гостей. Толпой вместе с этими самыми гостями высыпаем на улицу. Там неугомонная Бортич профессионально и быстро выстраивает всех нужным для снимка образом.
— Товарищи, терминаторы, будьте любезны, исчезните из кадра, а? — обращается к охране. — Череп, расслабь немного рожу. Треснет. Абрамов, Климов, явите миру свои улыбки. Вот так. Илюха, поправь жене фату. Отлично. Дымницкий, ты не на паспорт фотографируешься. Отпусти образ законченного брутала, лучший друг женился.
— Щеки болят, быстрей уже, — сообщает Черепанов.
— Стоп, а Беркутовы где? Мама и Динамит? Ладно, фоткаю пока без них. Скажите дружно сыр!
— Сыр!
— Тормозите, мы хлопушки забыли взорвать! — бьет себя по лбу Черепанов. — Вот они, Боря, ну-ка отдай, ишь ты, захонырил и молчит стоит! — забирает у охранника-амбала две тубы. — Кирыч, одна мне, другая тебе. Щас все будет. Готовы?
— Да.
— Три. Два. Один.
— Все на землю! — громко кричит начальник моей охраны.
Сообразить, что к чему, получается не сразу.
Следом за грохнувшей хлопушкой, рассыпавшей по воздуху конфетти, раздаются звуки выстрелов и звон битого стекла. Это разлетаются вдребезги панорамные стекла ЗАГСа.
Паника. Суета. Охрана отстреливается.
Падает Черепанов, с застывшей на губах улыбкой.
Ян матерится и прижимает к асфальту Дарину.
Дымницкий что-то мне кричит.
— Саня! — внутри все обрывается. Вижу, как она толкает вниз растерявшуюся Яську, стоящую спиной к дороге.
Сбиваю с ног ее саму. Тащу к машине. Только там замечаю, что свадебное платье в крови. Ее или Яськина непонятно.
Звуки пальбы прекращаются.
— Иииилья, — в Сашкиных глазах застыл полнейший ужас. Смотрит перед собой, не моргая. — Ребята…
Твою мать! Твою мать!
Глава 72. Новость
Саша
«Привет. Как там Яся?» — отправляю на номер Даши Абрамовой. Благо, давно знаю его наизусть.
Реактивно перезванивает.
Сбрасываю.
«Не могу говорить» — объясняюсь сообщением.
Ответное смс приходит почти молниеносно.
«САША??? Саш, у тебя все в порядке? Где ты? На протяжении нескольких недель твой телефон не доступен. В соцсетях не отвечаешь. Мы с ребятами очень за тебя переживаем»
Продолжаю печатать, лишь убедившись в том, что закрыла дверь на шпингалет.
«Мы с мамой где-то в Подмосковье. Где конкретно — не знаю. Дом круглосуточно охраняется людьми отца. Меня никуда не выпускают. Телефон он забрал еще в больнице, пишу с чужого, стащила у кухрабочей»
Как только сообщение улетает, ощущаю внезапный приступ тошноты и спешу оказаться рядом с унитазом. Надо сказать, что за последние несколько дней он стал мне самым настоящим другом. Потому что чувствую я себя неважно. Вот и сейчас снова выворачивает.
Смартфон вибрирует, сигнализируя о входящем. Нажимаю на кнопку слива и присаживаюсь у двери, оперевшись о нее спиной.
«Я предполагала нечто такое»
«Яся как?» — повторно отправляю свой вопрос.
«Неделю назад выписали».
Палец зависает над экраном. Изображение плывет. Глаза снова застилают слезы.
Сколько я пролила их за этот период? Кажется, что бесконечное множество.
«Антон?»
Пишу.
Стираю.
Дважды.
Страшно получить ответ.
Нет. Не хочу. Не выдержу. Не выдержу!!!
Беззвучно рыдаю, уткнувшись носом в коленки.
Каждый второй из гостей получил ранения. Четыре человека погибли.
Два молодых охранника.
Калашников.
Регина…
Сердце сжимается от боли. Не могу поверить в то, что их больше нет!
Содрогаюсь, вспоминая весь тот ужас. Стрельба. Крики. Звук бьющегося стекла. Свадебное платье, испачканное кровью.
Самый счастливый день моей жизни стал поистине кошмаром наяву. Праздник в одночасье перевоплотился в трагедию.
Встаю. Дрожащими пальцами откручиваю кран и умываюсь холодной водой, чтобы привести себя в норму. Если это вообще возможно.
Чувствую вибрацию. Сдернув с вешалки полотенце, вытираю лицо. Поднимаю руку. Читаю сообщения.
«Я в отчаянии. Подала на развод. Завтра улетаю на чемпионат, не могу нарушить контракт. Как вернусь, заберу детей и перееду. Ян, к сожалению, совсем меня не слышит. Сколько ругались — без толку. Казалось бы, после случившегося пора все осознать, но нет…»
«Рисковать детьми не стану»
«Они опять что-то замышляют, Саш»
«А еще… я кое-что нашла дома и, честно говоря, в шоке. Не могу больше. Наверное, только ты в состоянии меня понять» Смайл-слезы.
— Сашенька? — доносится до меня голос мамы. Она стоит по ту сторону двери и стучит. — У тебя все нормально?
— Да.
«Возвращаю телефон» — набиваю быстро. Отсылаю. После чего стираю всю нашу переписку под ноль и убираю телефон в карман толстовки.
— Саш…
Черт возьми, какая же она назойливая!
Поворачиваю щеколду и выхожу.
— Ты такая бледная, — встречает меня обеспокоенным взглядом. — Василиса приготовила обед. Идем?
— Нет, — морщусь и чувствую, как при одном лишь упоминании о еде, к горлу вновь подступает тошнота.
— Там пюре и рыбные котлеты.
Фу. Не продолжай! — молю я мысленно. Наперед знаю, что от запаха буду в полном ауте.
— Саш, — хвостом плетется за мной.
— Дай мне побыть одной, — скидываю тапочки и забираюсь в свою постель.
— Может, занавески откроем? Так темно…
— Не надо, я буду спать.
— Тебе плохо, да?
— А мне должно быть хорошо, по-твоему? — срываюсь на нее. Правда тут же начинаю жалеть об этом. Следы от полетевших в нее осколков напоминают о том, что она пострадала по моей вине.
А если бы…
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — осторожно берет за руку.
— Возьми меня с собой на кладбище. Ты ведь поедешь.
Регина. Моя милая Регина… Добрая. Светлая. Солнечная. Искренняя. Как же так? Лучше бы я… Лучше бы я ушла вместо тебя! Так было бы куда справедливее.
— Попроси его. Пожалуйста, — сжимаю мамины пальцы. — Я ведь тогда не простилась с ней. Так нельзя.
— Сашенька… — тоже плачет, крепко стиснув мою ладонь в ответ.
Горячие слезы катятся по щекам. Душа разорвана в клочья. Ведь Кулецкая была для меня особенным, родным человеком. Настоящим другом. Она столько раз меня поддерживала! Она так сильно меня любила!
— Иди сюда, доченька.
Поднимаюсь с подушки и подаюсь вперед, принимая ее объятия.
Так и сидим с ней в молчании. Слушая, как шумит ливень за окном. Погода тоже плачет. Невероятно тяжело
