— Интересно, отыщет ли Долмант по возвращении для меняместечко в монастыре, — пробормотал он.
Спархок и Вэнион отошли подальше от остальных, чтобыпобеседовать с Сапфирной Розой. Флейта следовала за ними. Спархок коснулсякольцом крышки шкатулки.
— Откройся! — велел он. Крышка со щелчкомоткрылась.
— Голубая Роза, — сказал Спархок, — зимаблизится с неслыханной быстротой, и лед, замерзающий в море, грозит разрушитьнаши замыслы. Желали же мы отплыть подальше от превосходной твоей стены, дабынаши перемещения не обеспокоили дочери твоей.
— Ты весьма внимателен, Анакха, — ответил голосВэниона.
— Внимательность его не свободна от личного интереса,Камень-Цветок, — с лукавой улыбкой заметила Афраэль. — Когда дочьтвоя содрогается, сие приводит в расстройство его желудок.
— Ты не должна была этого говорить, Афраэль, —упрекнул ее Спархок. — Или ты решила все сделать сама?
— Нет. Я для этого слишком хорошо воспитана.
— Зачем ты тогда пошла с нами?
— Потому что я должна извиниться перед Беллиомом — а ондолжен кое-что мне объяснить. — Она заглянула в золотую шкатулку, илазурное сияние камня озарило ее лицо. Афраэль обратилась впрямую к Беллиому наязыке, которого Спархок не понимал, хотя было в нем что-то мучительно знакомое.Иногда она замолкала, и Спархок догадался, что Беллиом отвечает ей голосом,который она одна только и могла услышать. Один раз она рассмеялась серебристымсмехом, который, казалось, заискрился в стылом воздухе.
— Ладно, Спархок, — сказала она наконец. — Мыс Беллиомом принесли друг другу извинения. Теперь можешь рассказать ему о своихтрудностях.
— Ты слишком добра, — пробормотал он.
— Не вредничай.
— Я не стал бы отягчать тебя обыденными нашимизаботами, Голубая Роза, — сказал Спархок, — однако мнится мне, чтоскорое наступление оного зимнего льда подхлестнуто рукою Киргона и отразить сейудар превыше наших сил.
В голосе Вэниона, которым ответил ему Беллиом, прозвучалисуровые нотки.
— Сдается мне, Анакха, что надлежит Киргону преподатьурок вежливости — а также и смирения. Истинно он волей своею ускорил замерзаниельда, и за деяние сие я достойно ему отплачу. В море есть подводные реки, иповернул он одну из оных к берегу сему, дабы заморозить его во исполнение своегозамысла. Я же поверну иную реку и принесу в сии северные места знойное дыханиетропиков, дабы растопило оно его лед.
Афраэль захлопала в ладоши, радостно рассмеявшись.
— Что в этом смешного? — спросил у нее Спархок.
— Киргону несколько дней будет слегка нездоровиться, —ответила она и весело добавила: — Ты мудр превыше всякой меры, о Камень-Цветок!
— Приятны мне слова твои, Афраэль, однако сдается мне,что в похвале твоей таится некоторая толика лести.
— Ну, — сказала она, — быть может, однако жепреувеличенная похвала тем, кого мы любим, не суть такой уж тяжкий грех, не такли?
— Зорко береги душу свою, Анакха, — предостерегБеллиом. — Богиня-Дитя похитит ее у тебя, когда ты менее всего будешь тогоожидать.
— Она сделала это много лет назад, Голубая Роза, —ответил Спархок.
— Я и сам с этим справлюсь, Спархок, — прошепталХалэд. — Мне не нужны сопровождающие.
Они лежали за бревном на вершине холма, с которого минувшимднем наблюдали за работой эдомских крестьян. Сейчас те трудились при дымномсвете костров, в которые подбрасывали свежесрубленные ветки. Было полнолуние, идым костров, казалось, почти сиял в бледном свете луны.
— Я просто хотел полюбоваться выстрелом, Халэд, —с невинным видом ответил Спархок. — Мне нравится смотреть, как действуютпрофессионалы. Кроме того, я должен дать сигнал Улафу, как только ты погрузишьИнсетеса в вечный сон. — Он поежился. — Мы не слишком рано пришли?Небо начнет светлеть не раньше, чем через час. К тому времени мы обрастем сосульками.
— Хочешь сделать это сам?
— Нет. У меня бы и духу не хватило стрелять с такогорасстояния.
— Тогда почему бы тебе не заткнуться и не предоставитьвсе мне?
— Для своих молодых лет, Халэд, ты чересчур ворчлив.Такая привычка обычно приходит с возрастом.
— Меня преждевременно состарило общение с рыцарями.
— Как действует этот твой новый прицел?
— Ты знаешь, что такое траектория?
— Приблизительно.
Халэд устало покачал головой.
— Тогда и не спрашивай, Спархок. Мои расчеты точны.Прими это на веру, и все.
— Ты и вправду рассчитал все это на бумаге?
— Она дешевле, чем бушель новых арбалетных болтов.
— Сдается мне, что ты больше занимаешься расчетами ипригонкой своих прицелов, чем стреляешь.
— Верно, — согласился Халэд, — но, еслисделать все как надо, стрелять приходится лишь единожды.
— Зачем мы тогда пришли так рано?
— Чтобы дать моим глазам привыкнуть к свету. Когда мненужно будет стрелять, освещение будет непривычное — лунный свет, костры, да ещеи первые отблески зари. Такой свет изменчив, и я должен следить за тем, как онменяется, чтобы глаза не потеряли своей остроты. Кроме того, мне нужно отыскатьИнсетеса и не упускать его из виду. Какой будет прок, если я убью егодвоюродного брата?
— Я вижу, ты обо всем подумал.
— Кто-то же должен это делать.
Они ждали. В бледном свете луны песок берега, еще недавнобывшего морским дном, казался ослепительно белым, как снег, и ночной воздухдышал жгучим холодом.
— Опусти голову, Спархок, или задержи дыхание.
— Что?
— У тебя изо рта идет пар. Если кто-нибудь посмотритсюда, он поймет, что здесь кто-то есть.
— Халэд, до них двести пятьдесят шагов.
— Зачем рисковать без нужды? — Халэд напряженновсматривался в похожие на муравьев фигурки рабочих, обтесывавших бревна.
— А что, императрица Элисун все еще преследуетБерита? — спросил он немного погодя.
— Похоже, она оставила его в покое. Впрочем, думаетсямне, несколько раз она его поймала.
