– Нет. Националистом я был только до того, как стал православным. А православие и национализм несовместимы, ведь в Царствии Божием нет ни эллина, ни иудея!
– Вот и хорошо! Вот и хорошо! Вы это во время передачи обязательно скажете, да?
– Да, конечно!
* * *
Когда Тарутин готовился к полуденному эфиру в Москве, на Мангазейск уже опустились сумерки. Архиерей сидел у себя в кабинете, в очередной раз перелистывая подготовленную отцом Кассианом справку по доходам и расходам епархии. Что ж, в сравнении с тем, с чего начинали, успехи выглядели впечатляюще. Когда он прибыл на кафедру, о таких поступлениях нельзя было и мечтать. Но все равно – мало! Ничтожно мало для того, чтобы успеть достроить собор. А самое скверное, что начинало не хватать уже не только денег, но и времени…
Вновь пробежав глазами первую страницу кассиановской справки, Евсевий вдруг понял, что на ближайший час дел у него нет. Чувство необычное: он уже давно привык, что едва ли не каждая минута у него расписана. И вдруг – пауза. Внезапное свободное время.
Евсевий глянул в окно – на Свято-Воскресенский храм, очертания которого уже терялись в темноте. На проходящих мимо людей. «Нет, расслабляться нельзя!» – вспомнил он о правиле, усвоенном еще со времен семинарии. Если навалились проблемы и есть время – надо читать Псалтирь!
Он подошел к аналою, который стоял в красном углу под иконами Спасителя и Богородицы. На аналое висела старенькая епитрахиль, которую он надевал, когда кого-то исповедовал. Но сейчас она не нужна. Тут же и томик Псалтири, слегка пообтрепавшийся от частого использования. Закладка лежала на сто сороковом псалме – там, где он остановился в прошлый раз.
Евсевий быстро, по памяти проговорил начальные молитвы и приступил к чтению. Впрочем, и псалом этот он тоже произносил почти по памяти, ибо не запомнить его за десятилетия монастырских служб он не мог.
«Господи, воззвах к Тебе, услыши мя…» – знакомые слова проносились быстро и легко. Но, возможно, именно из-за этой легкости они начали перепутываться с другими мыслями.
«На месяц денег хватит, а потом как?.. Опять придется выпрашивать! Может, еще отчисления с приходов повысить? Или монастырских благодетелей на собор переключить?»
«Яко к Тебе, Господи, Господи, очи мои: на Тя уповах, не отыми душу мою. Сохрани мя от сети, юже составиша ми, и от соблазн делающих беззаконие…»
«Нет, монастырских лишний раз трогать не стоит! Монастыри нам нужны, ой как нужны! Без молитовки никакой собор не построится… Нет. Тут других надо тормошить…»
«Изведи из темницы душу мою, исповедатися имени Твоему. Мене ждут праведницы, дондеже воздаси мне…»
«Опять Герасимова? Да, пожалуй… Слава Богу, что Тарутина тогда вовремя… нейтрализовали. Вот ведь гаденыш! Говорят, ему Раскин пообещал персональный собор построить! Выше, чем у нас! Ничего, Господь тебя окоротит! И тебя, и твоего жи…!»
«Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу…»
«Выше, чем у нас!..»
«И ныне, и присно, и во веки веков…»
«С попами напряженно… В тот же Торей непонятно, кого ставить. Кого-то надо, а кого?..»
Евсевий перелистнул страницу, на секунду задумавшись. И начал читать следующий псалом. Однако слова пролетали мимо сознания, переполненного мыслями о ближайшем будущем – и собора, и епархии, и самого Евсевия.
«Может, монахов на приходы поставить? Зосиму, да и Савватия. Денег на них меньше надо. Может, монашествующему священству вообще оклады отменить? На приходах не отменишь, конечно, а вот в Мангазейске – надо подумать… Да и куда им деньги? Пусть напрямую в епархию обращаются, если что…»
«Слава, и ныне», – треть кафизмы уже прочитана.
«Так кого все-таки в Торей? Андрейко нельзя, жирно ему будет, пусть пока на другом приходе посидит. Лагутин? Тем более! Больно наглый, пусть сперва пообломается… Ревокатов? Боязно… Как бы лаптей не наплел. Пусть пока здесь побудет. Игнатий? Этого можно, а кого вместо него?.. Отца Аркадия? Дуралей он, для настоятеля…»
Архиерей не заметил, что уже перестал читать Псалтирь, и молча, невидящим взглядом, смотрел в окно. В Свято-Воскресенском храме зажгли огни – видимо, служат всенощную. Теперь едва ли не каждый день служили всенощные.
«Одни проблемы, со всех сторон… – печально подумал Евсевий. – Да, тяжеленько им всем пришлось… Нам всем. Ну, да ничего! Сейчас главное – собор! Ничего важнее сейчас нету. Ничего-ничего! Пусть тяжеленько, но прорвемся. Построимся, с Божией помощью. А что попов не хватает, что сил нет тянуть – так то все ерунда. Будет еще все, обязательно будет. А сейчас на это смотреть нечего. Сейчас все – на стройку!»
Евсевий устало вздохнул и посмотрел на часы. Через пять минут его позовут к ужину. Что ж, пора. Он закрыл Псалтирь, выключил свет и вышел из кабинета.
* * *
– Так вас здесь высадить? – спросил отца Игнатия водитель. Старый знакомый, а вернее сказать – один из его многочисленных друзей, в очередной раз подвозил до дому отца игумена. Правда, в общей массе знакомых и приятелей Игнатия он несколько выделялся: он был откровенным безбожником – в отличие, впрочем, от собственной жены, весьма религиозной и при этом не страдающей неофитской неадекватностью. Возможно, именно это сочетание и привело к тому, что настоятель соборного храма как-то быстро и удивительно крепко подружился с этой семьей. Сам для себя он причину определил почти сразу:
– Хоть среди нормальных людей побыть…
Действительно, безбожник хоть и был безбожником, но – по-человечески честным и совсем не агрессивным. А с его супругой можно говорить на церковные темы, не обходя острые углы, причем без лицемерно-елейных оговорок и «благочестивого» закатывания глаз к потолку. Вот и сейчас, пробыв два часа в гостях – благо, в кои веки выдался свободный вечер – и основательно отведя душу, отец Игнатий возвращался восвояси. Но неожиданно попросил остановиться вблизи строящегося кафедрального собора.
– Да, здесь! Спасибо! – ответил он своему приятелю.
– Ну, всего вам!
– Ага! И вам также!
ВАЗ-«пятерка» с хриплым тарахтением снялся с места и поехал дальше. А отец Игнатий остался стоять перед громадой строящегося собора.
Он и сам толком не знал, почему он захотел выйти именно здесь. То есть, с одной стороны, все было логично. В Мангазейске то ли потихоньку заканчивалась зима, то ли потихоньку, в микроскопических масштабах, начиналась весна. Время, по правде сказать, так себе: начинали дуть степные ветры, поднимавшие песчаные облака, и ветры эти выдували тепло из-под самой теплой одежды, а песок начинал хрустеть на зубах после пяти минут прогулки. Но все же зимние морозы отступали. И раз выдался свободный вечер, то не воспользоваться возможностью и не прогуляться было просто глупо.
Вместо того чтобы сразу пошагать в сторону дома, отец Игнатий остановился перед собором. «Вот, значит, венец всех наших трудов! Земля обетованная!» – иронически размышлял он.
