Впрочем, еще награжденные, конечно, были. Отец Кассиан был возведен в сан игумена, а накануне освящения собора награжден палицей. Его статус второго человека в епархии давно уже никем не ставился под сомнение. И всем было очевидно, что с течением времени он намерен стать из второго первым.
Напротив отца Игнатия стояли два иеромонаха из Тафаларского благочиния. «Ну хоть эти довольны!..» – подумал он. Действительно, оба монашествующих священника, Зосима и Савватий, считали епископа Евсевия идеальным архиереем. Ведь он так часто навещал их монастырь, и именно при нем их обитель стала так быстро развиваться! И пострижены, и рукоположены они были недавно – Зосима еще год назад был Игорем Кулагиным, а Савватий – Евгением Коваленко. Искренне верующие, благочестивые и, пожалуй, счастливые… С новым тафаларским благочинным у них не было никаких проблем, а про старого теперь уже начали забывать. Несмотря на то, что уголовное дело, открытое некогда против отца Виктора Джамшадова, давно закрыли за отсутствием даже не состава, а события преступления (то есть вчистую), Евсевий не разрешил ему вернуться к служению. И он, похоже, уже смирился с этим, сосредоточившись на научной карьере. Говорили, что в Иркутском университете его готовы принять преподавателем на недавно открывшуюся кафедру религиоведения.
Отец Игнатий скосил глаза направо, на стоявшего рядом с ним отца Аркадия Котова. Что ж, у него тоже все было как будто неплохо. Все так же служил. Все так же преподавал на Пастырских курсах. Тихо, скромно, незаметно…
Когда наступило время произносить проповедь, митрополит Кирилл отказался говорить первым, настоятельно попросив епархиального архиерея произнести слово. Слово это было отцу Игнатию знакомо едва ли не наизусть. Вступление – насчет того, что сегодня освящается собор – и далее все то же:
– Надо помнить, братья и сестры, что храм – это маяк в бурном море житейских страстей! Это лечебница для искалеченной грехом души!..
Владыка Евсевий, однако, был на эмоциональном подъеме. Это день его торжества. Его триумфа. Пусть и неполного (строительство ведь не завершилось до конца, и потому прозвучала обтекаемая формулировка: «окончание основных строительных работ»), но все-таки очевидного и явного торжества. Его творение, его дитя сделало первый шаг в свою жизнь! Плод его трудов, его молитв, венец всех принесенных жертв наконец-то предстал перед его глазами. И как любящие родители в час совершеннолетия преисполняются гордости за свое чадо и не желают видеть его недостатки и изъяны, так и Евсевий не хотел видеть ни отсутствия отделки, ни явных ошибок проектировщика, ни самой атмосферы стройплощадки, которая все еще царила в соборе. Все это казалось несущественной ерундой, и более того – он этого сейчас даже не замечал. Было ощущение выполненного великого дела. Камня, упавшего с плеч. Марафонского бега, который он только что завершил, оставив позади финишную линию. И чувство это горячим потоком наполняло душу, и с чувством этим он продолжал проповедь:
– Братья и сестры! Вот, сейчас, глядя на этот прекрасный собор, мы должны помнить: все это во славу Божию. Мы призваны жить так, чтобы своими деяниями, самой своей жизнью славить Бога. И собор наш, и все те труды, все, что было сделано ради его постройки – все это тоже во славу Божию!
«Во славу Божию?» – подумал отец Игнатий. Перед его взором вновь пронеслись Андрейко и Лагутин, Сормов и Джамшадов, Тарутин и старый его знакомый, уже бывший иподиакон Григорий, Шинкаренко и Георгий… «Все это – во славу Божию?.. – снова задался он вопросом. – Или во славу кого-то другого? Ведь это не просто жертвоприношение, это целая гекатомба! Только вот Богу ли?.. Ну да, архиерей говорит, что Богу… Будем считать, что он в курсе. Архиереи и “Журнал Московской Патриархии”, как известно, не ошибаются…»
Пока Евсевий произносил проповедь, протодиакон митрополита Кирилла ленивым, слегка пренебрежительным взором оглядывал собор и молящихся. Храм действительно получился очень большой – настолько большой, что пришедшие на освящение несколько сотен прихожан казались среди этого огромного пространства небольшой горсткой. Несколько старушек, какие-то приходские бабы неопределенного возраста, бедновато одетые мужички, стайка местных казаков с нагайками и шашками… Скучная, неинтересная, ничего не могущая и потому ничего не стоящая публика. Взгляд митрополичьего протодиакона скользнул по ним, не задерживаясь. Высокопоставленных гостей в соборе еще не было, эти прибудут только на праздничную трапезу. (Кстати, Александрову и Козлобесову приглашения тоже были отправлены, но они явиться не могли – первый опять лечился в психбольнице, а второй проводил отпуск в Таиланде.) Впрочем, и местная элита не особо интересовала московского гостя. Он поглядел на Евсевия и чуть ухмыльнулся. «Старается! – подумал протодиакон. – Да только криворуко как-то все. И зачем он нас сюда выдернул? Хоть бы отделку до ума довел… Видать, надоело совсем в Мангазейске сидеть, хочет на кафедру поприличнее. Да только кому ж он нужен?»
И протодиакон о Мангазейске больше не думал. Вечером вместе с митрополитом Кириллом они должны лететь в Гонконг, на освящение храма при тамошнем российском диппредставительстве. Вспомнился один славный ресторанчик, который он в прошлый раз навещал с отцом Дионисием. «Эх, опять ведь времени не будет!» – с грустью подумал отец протодиакон. Он очень любил китайскую кухню, и мысль о том, что в этот раз, скорее всего, добраться до нее не удастся, заставила его взгрустнуть. Впрочем, кухня – это ерунда. Впереди было еще множество дел – дел, которые нужно было совершать в больших и красивых городах, вместе с интересными и влиятельными людьми. Впереди была большая, настоящая жизнь – а Мангазейск был лишь случайной и досадной остановкой. Серой песчинкой, непонятно зачем кружащейся во Вселенной, и населенной такими же серыми, непонятными и ненужными людьми.
И отец протодиакон снова погрузился в мысли о ресторанчике в Гонконге, который, скорее всего, посетить в этот раз так и не удастся…
Ноябрь 2013 – июль 2016 гг.
Санкт-Петербург – Лиепая – Баня-Лука – Нови-Сад – Подгорица – Лиепая
