курьезных случаев. Так, когда одного биолога спросили, почему он вначале видит разрыв снаряда, а затем слышит звук, тот ответил (как в анекдоте), что это естественно: ведь уши на голове расположены дальше, чем глаза.
Полковникам бегать нельзя: в мирное время это вызывает смех, а в военное – панику.
Наблюдательный пункт, с которого руководят стрельбой, расположен между целью и батареей. Связь между огневой позицией и НП только по телефону. Для подготовки стрельбы необходимо очень быстро произвести целую серию вычислений, учитывающих координаты цели, НП и батареи, направление и скорость ветра во всех слоях воздуха и множество других параметров. Человек, который стреляет впервые, как правило, очень волнуется и, следовательно, допускает много ошибок. Самый веселый случай произошел за год до наших лагерей. Студент Богинин перепутал или совместил НП с целью. Солидные, довольные наблюдатели, руководители полка, кафедры со снисходительной усмешкой наблюдали, как Валера, держа дрожащими руками телефонную трубку, передает установки для стрельбы на огневую позицию. Веселья у них поубавилось, когда первый снаряд разорвался метрах в пятидесяти впереди НП. Второй – метрах в тридцати сзади. Видимо, расчеты Валера произвел очень точно и сразу же взял «цель» в «вилку». Куда упадет третий, бывалые начальники поняли сразу, и весь этот солидняк, матеря Богинина и тряся полковничьими пузцами, бросился врассыпную из окопа. После этого случая на прицелах орудия перед стрельбой стали рисовать красную черту, определяющую дальность стрельбы, меньше которой, что бы там ни командовал недоделанный курсант, выставлять не разрешалось.
У нас отличился Коля Величко во время стрельбы прямой наводкой по движущимся мишеням. Глядя в очко панорамы, с которого слетела резиновая накладка, Коля медленно навел ствол на ползущий вдали фанерный «танк» и, не отрывая глаза от прицела, нажал гашетку. Пушка («рапира», 100 мм) прыгнула на полметра вверх, а у Коли вокруг глаза мгновенно отпечатался ровный, тонкий и яркий синяк, идентичный по размеру кольцу панорамы.
Позже, уже в аспирантуре, я испытал еще немало неприятных ощущений, связанных с моей армейской специальностью. Однажды, перед самой защитой диссертации, я получил повестку с приглашением на двухмесячные сборы в Сумском артиллерийском училище. В панике я кинулся к шефу-академику с проектом письма для военкомата, в котором описывались ожидающие нашу советскую науку безвозвратные потери, имеющие место быть в случае моего отсутствия на ее передовых рубежах в течение указанных двух месяцев. Шеф холодно на меня посмотрел и сказал небольшую речь, в которой употреблялись следующие слова и выражения: долг, партия, Родина, высокая честь и другие, – после чего письмо вернул мне обратно. Я прихватил все наличные запасы спирта и побежал в военкомат. Там я ближе «познакомился» с капитаном Равликом, и он с участием подошел к моей проблеме, но, к сожалению, уже было слишком поздно – список был сформирован, подписан и изменению не подлежал. Оставался, правда, последний шанс. Команда была укомплектована с запасом. Поэтому капитан пообещал мне, что в случае, если на вокзал придут все заявленные – меня он отпустит домой. Ночью я с трехдневным запасом пищи и трехмесячным спирта, носками, трусами и всем прочим был на вокзале. Поезд отходил в 24.00. Где-то к 23.45 все собрались, кроме одного. И вот, когда я уже был уверен в неотвратимости поездки в Сумы, на привокзальной площади показался искомый "курсант", которого волокли по земле две тщедушные на вид девицы. Сам он идти уже не мог. Я обрадовался ему, как брату, помог девушкам затащить тело в вагон и вышел на перрон. Тут произошло невероятное для меня событие. Капитан Равлик вошел в вагон собранным, деловым и бравым советским офицером. Когда он буквально через пять минут показался в двери вагона – я его не узнал. За эти считанные минуты он упился до такого состояния, что самостоятельно на ногах не стоял. Цепко держась за поручни, он улыбался доброй, счастливой улыбкой и, когда на него сзади курсанты кое-как надели головной убор, упал прямо на меня. Из нечленораздельного мычания, издаваемого капитаном, я разобрал, что он живет в Новобеличах, а в метро он с большим трудом, в перерывах между иканием, рассказал мне, какая у него красивая дочка.
После этого случая появление повестки в почтовом ящике уже не вызывало у меня кишечных судорог. Я брал литру спирта, ехал в военкомат, заходил к Равлику, клал бутыль на стол и, отдав честь, рапортовал: "Товарищ капитан, поздравляю с днем рождения!!!" И все проблемы решались сами собой.
Вскоре, правда, я заметил, что Равлик присылает мне повестку просто, когда ему хочется выпить, и попросил его в таких случаях не присылать повесток, чтобы не травмировать мою нежную психику, а звонить мне на работу.
Закончил я свою военную карьеру то ли в звании старшего лейтенанта, то ли капитана.
1996
Люда
(Из серии "Однокурснички")
Люда была достопримечательностью нашего факультета. Приехала она из Кировоградской области. Школу закончила с золотой медалью (папа – директор школы), хотя таблицу умножения смогла осилить только до шести (сколько будет 6 х 6 – Люда еще знала, а 6 х 7 – уже нет). Вступительные экзамены Люда сдавала своеобразно: "Поставте менi чотири, бо втоплюся". Малодушные экзаменаторы, не желающие брать тяжкого греха на душу, ставили "чотири". Было что-то в выражении глаз Люды такое, что исключало всякие сомнения в реальности угрозы. Вопрос об ее отчислении из университета встал уже после первой сессии, когда Люда сдала все, без исключения, экзамены на "неудовлетворительно". Подобные обстоятельства могли бы сломить любого человека, но только не Люду. Запасы жизненного оптимизма и душевной стойкости у нее были неисчерпаемы. Преподаватели, в силу каких-то причин, или просто по неопытности, ставившие Люде двойку, были несчастными людьми. Их жизнь превращалась в кошмар. Если прямая кавалерийская атака не приносила успеха, Люда переходила к планомерной осаде. Она подкарауливала преподавателя на кафедре, со звериным упорством, часами могла ждать в засаде у дверей его квартиры, изводила домашних телефонными звонками, угрозами наложить на себя руки. Перед Людой рухнули все университетские твердыни. Преподавателей, зверства которых на экзаменах уже стали частью студенческого эпоса, она, походя, за два-три дня доводила до истерик и нервных срывов. Постепенно были отчислены многие значительно более способные студенты, а Люда все продолжала учиться, пока, наконец, на четвертом курсе не сдала сессию без троек (!) и впервые за 4 года выстрадала право на стипендию. Наша группа тогда заняла второе место по успеваемости на Украине среди ВУЗов (на 7 человек было 5 отличников).
Люда была довольно
