которое я впоследствии видел в глазах сотрудника КГБ, курировавшего наш институт и проводившего со мной профилактическую “беседу” по поводу моей очередной "диверсии" против советской ботаники.
Так я получил еще два наряда.
Затем меня в качестве дневального застали сидящим на стульчике, который я сам себе сколотил. Офицер, поймавший меня в такой незаконной (согласно Уставу) позе, велел стульчик закопать возле его палатки (предполагая использовать его для чистки сапог), что я, "поняв" приказ буквально, и сделал, похоронив его на глубине около метра (времени у меня было достаточно). Вечером, на вопрос офицера, я указал место захоронения. Старлей внимательно на меня посмотрел, и я понял, что имею в лагере еще одного недоброжелателя.
Куст – совокупность веток и листьев, торчащих из одного места.
(Военное определение)
Затем я был в карауле. Меня привели в час ночи на территорию огромного (длиной с полкилометра) артиллерийского парка, расположенного на лесной поляне метрах в восьмистах от лагеря, и приказали никого в парк не пускать. Из вооружения у меня был штык-нож, пустой автомат и мой охотничий нож с фиксатором. Разводящие ушли, и я остался один в самое глухое время ночи. Было очень страшно. Поверхность парка была залита мертвенным лунным светом. Падение желудей с окрестных дубов воспринималось, как пистолетные выстрелы. Кругом слышались какие-то шорохи и другие подозрительные звуки. Я немного постоял, испуганно прислушиваясь, а затем спрятался в тень за ящиками со снарядами и задремал. Вдруг в лесу послышались шаги человека. Шаги приближались, и вскоре я увидел в лунном свете рослого мужчину, явно стремящегося на территорию охраняемого мною военного объекта. Когда он перелез через канаву, окружающую парк, я, тихонько зайдя ему со спины и передернув затвор автомата, визгливо закричал: “Лягай!!!” (все уставные команды вылетели у меня из головы). Мужик вздрогнул и, к моему огромному удивлению, покорно лег на землю. Что делать дальше, я не знал. Кричать – до лагеря почти километр и никто не услышит, до смены еще два часа – в общем, ситуация была тупиковая. Мужик немного полежал, затем стал проситься. Он объяснил мне, что он прапорщик нашего полка и что направляется в парк N2. Я был неприступен. Вдруг вдали опять послышались шаги. Выругавшись про себя, я спрятался в тень. Прапорщик тоже затих. Вскоре я увидел группу людей на территории парка. Когда они подошли ближе, я узнал комвзвода, комбатареи и нашего разводящего. Они кого-то искали. Как выяснилось в дальнейшем из их беседы, обильно сдобренной непечатными выражениями, – меня. Комбатареи высказал очевидное для них всех предположение, что этот сукин сын (то есть я) где-то спит. В этот момент я выскочил из укрытия и, с лязгом передернув затвор, радостно закричал: "Руки вгору!!!" Они все заметно испугались, затем начали нервно смеяться. Отсмеявшись, руководство одобрило мои действия, забрало прапорщика и ушло проверять парк N 2.
Через час в противоположном от меня конце парка снова появились три фигуры. На мои предложения, что стоять, мол, ни с места, они реагировали матом. Тогда я прицепил штык и с автоматом наперевес побежал в атаку. Удивленные моей агрессивностью, нарушители (это были солдаты, возвращавшиеся с ночных учений), дико ругаясь, все же повернули в обход парка.
Наутро мне объявили благодарность перед строем. Позже мне объяснили странную покорность и страх вышеуказанных лиц перед моей, прямо скажем, не очень внушительной фигурой. В принципе, все знали, что патронов караульным не выдают, но когда перед тобой передергивают затвор автомата, возникают всякие мысли, в том числе, как объяснял на следующий день “мой прапорщик”, такая: “Нашел где-то полудурок пару патронов, шмальнет с перепугу, а у меня двое детей…”
Товарищи солдаты, если вам не трудно, встаньте, пожалуйста, в шеренгу…
С командиром взвода татарином Бигбовым (Асхат, так сказать, Фатыхович) отношения у нас не сложились с самого начала. Наше отделение (6 биологов) заметно выделялось на общем интеллектуальном фоне лагеря. Все много читали, обсуждали научные проблемы. Саша Вересов привез с собой библиотечку молодого философа, состоящую из книг небольшого формата в мягкой обложке. Перед полевыми занятиями он отрывал необходимое количество страниц и читал их во время перерывов, а прочитанные страницы использовал по прямому назначению. Все это, а также наш выраженный индивидуализм (качество, чуждое нашей армии), крайне раздражали Бигбова, да и других офицеров. Поэтому в караул мы ходили чаще других, а Леша Раевский побил рекорды всех лагерей, получив 56 нарядов вне очереди (у нас даже песня сложилась – "стоит под грибочком Алеша"). Поэтому же, например, команда "вспышка слева" отдавалась нашему отделению, когда мы стояли на грязной дороге, а не на травке. Я в грязь ложиться не хотел и прятался за дерево ("естественное укрытие"). Разъяренный татарин кричал, что естественных укрытий вблизи нет, заставляя нас все же лечь на дорогу, но я простодушно спрашивал, что, мол, как же так нет – если вот он стоит – дуб!?
Артиллерист в баре. Выпивает первую рюмку – недолет.
Выпивает вторую – перелет – и уходит.
Бармен кричит – а расчет? – Расчет в укрытии.
В общем, плохи были бы мои дела, если бы не учебные стрельбы. У артиллеристов есть три главные темы для обсуждений – бабы, пьянки и боевая стрельба. Показатели офицера по этим трем пунктам являются фундаментом его авторитета, краеугольным камнем которого все же является стрельба. Успешно проведенные боевые стрельбы могут спасти даже репутацию офицера, уклоняющегося от полковых пьянок. Я стрелял всегда хорошо. Еще по скорости подготовки данных я мог иногда получить "четверку", но по качеству поражения цели у меня всегда было "отлично", за что меня уважал даже лучший на кафедре спец по артстрелковой подготовке (еврей!) подполковник Черток.
Неплохо, кстати, я стрелял и из автомата, чему в значительной степени был обязан нашему школьному военруку Бородкину, по кличке "болван". На занятиях по военной подготовке вместо того, чтобы разбираться с ионизирующим излучением и прочими факторами ядерного взрыва, суть которых он сам понимал с трудом, Бородкин, как старый фронтовик, при каждом удобном случае водил нас за город пострелять из мелкокалиберной винтовки. В результате этих тренировок я иногда на расстоянии пятидесяти метров выбивал 48 очков из 50. В 8 классе нас повезли стрелять из автомата на полигон. Из-за малого веса меня после каждого выстрела отдачей немного сносило назад, и приходилось подползать обратно на огневую позицию. Тогда я выбил 27 очков из 30, а наша школа заняла 1 место по области.
С боевыми стрельбами с участием студентов всегда было связано много
