В упомянутом нами выше послании вселенскому патриарху Кузьме, выработанном с участием самого царя, [с просьбой] о разрешении для армии несоблюдения постов, когда «христианское воинство» «в войне, а не в домах обретается», Петр обосновал как полководец разумность и необходимость предмета своего ходатайства. При этом, однако, он счел нужным заверить патриарха, «что сие не ради отвержения канонов, преданий церковных, что да не будет, но оные истинно и нерушимо держати тщимся, но паче ради нужды и пользы христианского войска»[1344].
Таким образом, если при изложении церковной реформы Петра I исходить из показаний источников законодательной его работы, а не из свидетельств врагов государственной его деятельности и обманутых ими «простаков», то неизбежно напрашивается вывод, что Петр не разрушал религии вообще, тем более своей, народной русской веры и церкви, а, напротив того, стремился поднять эту последнюю до уровня других христианских вероисповеданий, очистить ее и, с одной стороны, уберечь от «расколов, суеверия и богопротивного чествования», а с другой – защитить от чуждых ей влияний и тенденций западных исповеданий. Поэтому соответствующее отношение и оценку должны встретить и необоснованное наделение Петра чертами царя-антихриста, и оправдания бунтарей, указывавших, что они «не мога терпеть и веры христианской отбыть, противились и убили до смерти» правительственных лиц, осуществлявших волю царя[1345].
Одним из таких проявлений влияния чуждых русской православной церкви агрессивных действий и тенденций Запада – «замахов», по выражению законодательных актов Петра, – было сказавшееся во второй половине XVII века стремление патриарха Московского и всея Руси к первенству в Московском царстве, к установлению опеки церкви над государством.
Православная иерархия, сложившаяся почти одновременно с возникновением объединенного государства на юге Руси, в течение веков усердно, но скромно, без всяких притязаний, помогала великим князьям строить, расширять и укреплять Московское государство. За эти долгие годы своего служения царству и народу она сосредоточила в своих руках значительные материальные богатства и обширные земельные владения. Одновременно с внутренним ростом и оформлением силы и внешней независимости светского государства и русская православная церковь крепла, приобретала самобытность и стремилась также к своей независимости – от церкви греческой. Московское царство не только не противодействовало этим стремлениям своей, национальной русской церкви, но, напротив, всячески поддерживало их и способствовало им. В результате совместных домогательств правительства и церковных властей, в конце XVI века Русская православная церковь добилась независимости от церкви восточной, от патриарха Константинопольского. Внешним выражением этой независимости явилось установление в столице Руси патриаршества Московского и всея Руси.
Вскоре после учреждения патриаршества в жизни Московского государства начался долгий период так называемой Смуты, в течение которого произошли крупные изменения и сдвиги в политической жизни государства, в связи с чем в некоторые моменты центр политического влияния и руководства перемещался от светской власти к духовной. При этом целый ряд событий в данный период и в последующее столетие сложился неодинаково благоприятно для царского и патриаршего престола.
Вырождение и, наконец, пресечение династии, строившей, сплотившей и укрепившей государство; появление вслед за этим на московском царском престоле людей новых – Годунова, самозванца, Шуйского, Владислава, не имевших опоры ни в законном праве, ни в народном признании и любви, – правителей, всплывавших к вершинам власти по воле случая, в результате борьбы партий, интриг и давления посторонних сил, иезуитов, католической церкви и иноземных государств, – все это события, ослабившие силу и авторитет верховной власти в начале XVII века. Не способствовало возвращению светской власти ее былой устойчивости, общепризнанного ее авторитета и силы избрание на престол Михаила – первого царя новой династии, молодого, неопытного в делах государственных, управлявшего долгое время «под рукою» своего влиятельного отца, патриарха Филарета. Не укрепило власти и веры в нее народа царствование двоих сыновей царя Алексея (единственного за весь XVII век правителя государства, который соответствовал своему назначению) – государей Феодора и Иоанна, болезненных, неспособных к правлению и только благочестивых.
В конце века возникла новая смута: борьба за царский престол, незнакомая прежнему времени, – между женщиной, царевной Софьей, и ее сводным братом Петром, борьба, закончившаяся заключением побежденной в монастырь. И наконец наступило правление пока еще юного царя, покинувшего традиционный Московский Кремль среди мятежей причастного к этой борьбе стрелецкого войска, московского люда, взволнованного пропагандой раскола, и русского народа, настороженного по отношению к царю, открыто порвавшему со старым бытом и явно выказывавшему свои симпатии иноземцам, их военным порядкам, быту и культуре. Все это факты, далеко не содействовавшие устойчивости светской власти в государстве на протяжении всего столетия, предшествовавшего реформам Петра.
Наряду с перечисленными фактами, ослаблявшими авторитет и силу верховной власти, события политической и церковной жизни за этот же период складывались несравненно благоприятнее для церкви и ее главы – патриарха.
Появление на московском престоле людей, связанных [теми или иными] обстоятельствами с чуждыми Московскому государству политическими и церковными организациями, как самозванец, или непосредственных представителей этих интересов, как король Польский Сигизмунд и его сын Владислав с их попытками подавить политическую независимость государства и погасить самобытную его веру, не могло не поднять обаяния и авторитета патриарха – как единственной власти в стране, стоявшей твердо, без колебаний и уверток на страже русской национальности и православной веры. Были моменты, когда патриарх Московский оставался единственной властью, представлявшей и оберегавшей всю Русь, честь и единство народа, его веру. И эта непоколебимая верность русской церкви отечеству и ее служение государству были неизменны и хорошо известны народу не только в Смуту, но и во все времена, когда отечество находилось в опасности от внешних агрессивных сил, материальных и духовных.
Возведение на патриарший престол коренных русских людей, неуклонно придерживавшихся веками сложившихся, традиционных воззрений, издавна установившегося быта, обрядов и чинности, начиная от медленной размеренной поступи, длинной одежды и кончая всем внешним благообразием, сообщало особое обаяние, расположение народа и всеобщее признание московским патриархам. Появление же на верхах церковной иерархии таких выдающихся лиц, как твердый в своем подвиге и непоколебимый Гермоген, влиятельный и тонкий политик Филарет и властный, с крупным государственным умом Никон, счастливо доставляло патриаршему престолу людей, способных понимать интересы и положение церкви и духовенства в государстве, формулировать ближайшие задачи церковной политики и вести борьбу за их осуществление в жизни. Обычное же участие высших представителей церкви в делах светского правления, а в некоторые моменты государственной жизни – особенное, например в молодые годы Михаила, в отсутствие царя в столице в правление Алексея, при неспособных, болезненных братьях Петра и при нем самом в юные его годы, вводило патриархов в курс государственных дел и вырабатывало в них вкус к управлению светскими делами.
