В конце столетия, при возмужалом уже Петре, произошли новые события, весьма сильно изменившие соотношение общественных сил в государстве, в частности взаимоотношения между царской властью и патриархом всея Руси. Юный Петр, отстраненный от дел государственных своей старшей сестрой, вынужденный поселиться на окраине Москвы, вблизи Немецкой слободы, вошел в близкое соприкосновение с новыми людьми, погрузился в другой мир и иные условия. Это обстоятельство помогло ему вскоре понять те новые требования и новые задачи, которые настоятельно выдвигала русская жизнь, искавшая со времени Смуты иных форм и нового русла, в которых могли бы найти удовлетворение новые потребности, а приложение сил – богатые способности русского народа.
Молодой царь игрой в потешные войска, сам того вначале не замечая, положил основание русской регулярной армии, при помощи которой подавил мятежное «самовольство» старого стрелецкого войска, опираясь на которую отстранил от власти боярство и начал настойчиво прокладывать новые пути во всех областях государственной жизни. Путешествие за границу показало ему воочию, что возможна и существует на самом деле другая жизнь – живая, деятельная, культурная, полная довольства, которую необходимо немедленно же, не упуская ни одной минуты, построить у себя в отечестве. Однако на пути этого живого, страстного стремления молодого царя легла препятствием старомосковская жизнь, сложившаяся веками: размеренная и в то же время суетливая; праздная и обильная для немногих и нищая, темная, непосильная в труде для большинства; замкнутая, некультурная, подозрительная к иноземцам. На страже этой старинной, самобытной «святой» Руси, оберегателем и хранителем ее по-прежнему стоял сильный и влиятельный в народе московский патриарх. Один из них, как мы уже указывали, в своем предсмертном послании царю накануне широкого призвания иностранных специалистов в войска – офицеров, инженеров, врачей – слезно умолял его не допускать иноверцев до руководства русской армией. Поэтому не содействия своим планам, не поддержки и помощи, а противодействия и непримиримого осуждения, а в худшем случае и отлучения от церкви мог ожидать от патриарха будущий реформатор. И это опасение не было необоснованным и требовало известной предосторожности. Молодость Петра была отравлена, наряду с другими тягостными впечатлениями, печальными воспоминаниями – отзвуками долгой борьбы его отца с патриархом Никоном, самовольно покинувшим свой престол в споре за преимущества патриаршей власти. Поэтому после смерти в 1700 году престарелого патриарха Адриана царь-реформатор решил воздержаться от замещения патриаршего престола. Исполнение же обязанностей патриарха было поручено царем одному из митрополитов, хорошо ему известному, – Стефану Яворскому, в качестве местоблюстителя патриаршего престола.
Не совершил ли молодой царь в данном случае действия произвольного, противозаконного, нарушающего один из устоев, на которых покоилось самое бытие государства и церкви в России? Выше мы изложили найденный нами знаменитый трактат Феофана Прокоповича «о синодалном управлении в Ветхом и Новом завете», написанный им по указанию Петра, где были формулированы канонические основы правительственных действий царя. И хотя этот трактат был составлен значительно позже, в двадцатых годах XVIII века, при учреждении Святейшего синода, тем не менее теми же мотивами руководился Петр и в начале века, когда в виде предварительной меры оставил без замещения овдовевший патриарший престол в России.
Вот эти мотивы:
1. Патриаршество на Руси не было, как мы видели, явлением исконным, учрежденным в нашем отечестве вместе с принятием христианства. Оно было установлением поздним. Из шести веков существования христианства на Руси ко времени Петра только одно последнее столетие московские патриархи возглавляли православную русскую церковь. Самое учреждение патриаршества в России было торжеством дела, столь же церковного, сколь и политического. Следовательно, отменой патриаршества русский царь отнюдь не посягал на «непременный закон божий», а лишь вносил – «для пользы вечной и временной людям и изрядства общества» – изменение во временное установление, которое «только для чину и обряду сделано», [будучи тем,] «что по времени и случаю переменялось».
2. Русское патриаршество в лице Никона нарушило одно из основных правил учения христианской церкви, вытекавшее из самой его сущности, – невмешательства духовной власти в дела «цесаревы». Оно [патриаршество] отступило и от традиции восточной церкви: помогая светской власти в управлении, не оспаривать у нее самой власть, могущество, авторитет и влияние – и тем самым стало на путь воинствующей западной, католической церкви. Поэтому царь, по его словам, был принужден к незамещению патриаршей кафедры: «…была нужда, но вящшая была о верховной власти (патриаршества. – Н. В.) исправлении, которую примером папы римского, противно повеления божия, распространять некоторые тщились, в чем великую тягость истины желатели в сем понесли»[1346]. В своей записной книжке Петр отметил одну из близких ему как правителю мысль: «Также не противились мученики в светских делах»[1347]. В связи с таким отношением Петра к неуместным попыткам вмешательства в светские дела [со стороны] духовных властей, он внес в написанное им собственноручно «Клятвенное обещание» епископов особую статью: «В мирские дела и обряды не входить ни для чего, разве какая явная неправда показана будет, о том первее увещать, а потом и писать к ц[арскому] в[еличеству] на таковых, по Апостолу заступати немощныя»[1348].
3. Высшая церковная иерархия в лице патриархов за все столетнее управление русской церковью не обнаружила, по мнению Петра, внутренней силы и способности к пониманию насущных нужд врученной ее управлению паствы и не удовлетворяла имеющимися в ее распоряжении средствами этих нужд и потребностей. Свою неудовлетворенность руководством делами церкви Петр выразил в беседе с последним патриархом при посещении его, когда патриарх болел и находился уже на смертном одре. Вот основания к недовольству царя:
а) священники ставятся, грамоте мало умеющие;
б) не видно заботы о распространении знания и понимания истин веры, «любви божией», среди православных христиан;
в) не видно заботы и о распространении веры среди «зловерцев», «иже не знают творца – господа», – [среди] татар, мордвы, черемисов и других;
г) имеющаяся одна школа малолюдна, остается без руководства – никто «не назирает», без удовлетворения «в довольстве потреб ко утешению приятства учителей и учащихся»;
д) вообще нет школ, из которых бы со знанием «евангельского учения» «происходили в церковную службу и в гражданскую – воинствовати, знати строение и докторское врачевское искусство»;
е) для учения своих детей родители приглашают (а также и в домах держат в качестве учителей) иноземцев и иноверцев, не знающих русского языка, «отчего детям вред и церкви нашей святей может быть спона велия, а речи своей от неискусства повреждение»[1349].
