один… папа… – всхлипывания прервал почти вой – Харрис бы никогда не подумала, что этот прилизанный красавчик может издать такой звук. Что-то шевельнулось внутри, девушка вдруг поняла: Ноа мечтал о семье. О настоящей семье, где его бы любили. Если верить рассказам Джорджины, он стал новым любимчиком Годфри – но, судя по всему, настоящей любви в их отношениях никогда не было. Эосфор-старший пытался заменить им Лукаса, к которому испытывал когда-то хоть какую-то симпатию.
Ноа не был изначально испорченным маленьким взрослым: он всё ещё оставался шестнадцатилетним мальчиком, который хотел, чтобы его любили. И теперь, когда умер единственный, кто хотя бы притворялся, что любит его – Хлоя сильно сомневалась в том, что парень не чувствовал притворства отца, – всё в его мире рухнуло. В конце концов, это был всего лишь ребёнок, который искал способ добиться хоть чьей-то любви и избавиться от любых препятствий на пути к своему такому хрупкому счастью.
Харрис взглянула на Лукаса. На лице у того была сложная смесь эмоций, пока он смотрел туда, где двое или трое мужчин очень ласково пытались убедить его брата пойти с представителем органов опеки. Эосфор помнил ужас, который ему пришлось испытать из-за младшего брата, когда тот жестоко обманул его, но, похоже, и он почувствовал всё то же, что и Хлоя. Ему было жаль Ноа, он хотел ему помочь, и понимал, что сейчас ничего сделать не сможет. Всем этим должен был заниматься Рэй, который тоже проталкивался сейчас через толпу, чтобы забрать младшего брата, успокоить его, уговорить поехать с ним и представительной женщиной из опеки. Мальчик закричал, когда его попытались оттащить назад, голос у него по-детски сорвался. Начал вырываться, едва увидел рядом с братом социального работника – плач превратился почти в визг, оглушающий.
Но сострадание не было единственной эмоцией Лукаса – нет, в его взгляде было что-то ещё. Что-то трудноопределимое, почти болезненное – когда губы у него слегка задрожали, Хлоя вновь проследила за его взглядом – и поняла, что Эосфор смотрит на тело своего отца. Они не успели ни о чём поговорить – Годфри не просил прощения, Лукас не давал его. Последнюю беседу между отцом и сыном сегодня слышали все: Эосфор-старший бросил фразу о том, что не хотел убивать его до самого конца. И Харрис не сомневалась, что в смерти Годфри не было никакой вины Лукаса – но казалось, будто сама судьба отомстила за его мучения. За всё, что с ним было сделано.
– Нас могут забрать в полицию для допроса, – тихо сказала Хлоя. Эосфор, сглотнув, взглянул на неё. Девушка вдруг поняла, что ещё упустила в его глазах – облегчение. Лукас не был святым, он, может быть, не желал отцу смерти, как не желал смерти и Аманде, но сейчас, когда его мучитель лежал в нескольких метрах от него, поверженный чьим-то выстрелом, он понимал, что его страдания наконец окончены. Что какое бы решение ни принял суд – хуже уже не будет. Лёгкая неуверенная улыбка коснулась его лица, и Харрис поразилась в очередной раз тому, что сделал её отчим – Маркус, обычно довольно скупой на эмоции, осторожно обнял Лукаса сзади за плечи. Девушка вдруг подумала – вот такого движения она каждый раз ждала от Годфри, который пытался доказать ей, что заботится о сыне.
– Всё кончилось, сынок, – едва слышно шепнул на ухо Эосфору мужчина. – Всё кончилось.
По коже у Хлои пробежали мурашки, когда она увидела, как Лукас опустил веки, выдыхая.
Их задержали ещё на полтора часа. Джек постарался организовать работу так, чтобы допрос не оказался бесконечным – но расследование вёл не он лично, так что пришлось потерпеть. В общем-то, допросили их почти сразу, в первую очередь – всё остальное время потратили на поиск снайпера и связи между ним и Эосфором. Стрелка поймали почти сразу – вот только он уже успел избавиться от оружия и отказывался говорить, кто его нанял. Вскоре правда, установили, что это был внебрачный сын одного из компаньонов самого Годфри – так что с того момента интерес к ним с Лукасом полицейские потеряли.
Но тут же ко всему этому прибавилась новая проблема: как выяснилось, срыв Ноа не прошёл бесследно. Пока полицейские допрашивали Рэя и его спутницу из опеки, мальчик, не отводивший взгляда от места, где оставалось тело его отца, потерял сознание. Просто выпустил руку сестры и сполз прямо на землю, как марионетка, у которой обрезали ниточки. Социальный работник была явно недовольна происходящим, попыталась обвинить в чём-то Рэя, начала угрожать ему, обещая отнять ещё даже не полученные им права опекуна. Джек вовремя оказался рядом – отвёл женщину в сторонку, что-то ей шепнул, и та утихла.
Эосфор собирался отправиться в больницу вместе с братом, но у него возникла очевидная проблема: он не знал, куда деть Джорджину. Если бы они ночевали в клубе, всё было бы гораздо проще. Но Мойра осталась в особняке, присматривала за младшими детьми и ждала Рэя – он не мог разорваться. Не мог отправить Джо одну через весь город домой, и не мог оставить брата, которого должны были забрать в больницу. Просить Доу лишний раз тащить Рика и Ребекку в город тоже казалось нелогичным. Гонзалес успокоил и Рэя: поговорил, убедил ехать по делам в опеку и потом – сразу же домой, пообещал лично присмотреть за мальчиком. Женщина из опеки с кислым лицом предложила свою помощь: хоть Джек и был полицейским, он не мог являться официальным представителем Ноа, однако в её полномочиях было сопроводить его в больницу и присутствовать при допросе, если он понадобится.
– Мы могли бы назначить встречу на другой день, – сказала она. – Состояние и благополучие детей – самое главное.
– Если после им будет позволено остаться с будущим опекуном до оформления всех документов, – прежде, чем Эосфор отказался бы, надавил Гонзалес. Социальный работник поджала губы, но кивнула. – Хорошо. Идёт.
Харрис слышала лишь часть разговора, и понимала все сомнения и тревоги Рэя – именно она подтолкнула его к правильному решению, молча кивнув на уставшую, замученную Джорджину. У неё на руках был не менее измученный Лукас, и она как никто другой понимала его брата в эту минуту.
Разъехались они, когда уже было довольно поздно – повезло, что отчим вновь предложил Хлое помощь: отвезти Эосфора домой, пока она поедет за лекарствами. Можно было бы сделать наоборот, но Мелинда не знала Маркуса в лицо – да и Харрис была бы не против
