Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 148
На протяжении 1961 года Берлин был для Кеннеди нежелательной, доставшейся в наследство проблемой, и он никогда не испытывал желания бороться за него. Во время перерывов в переговорах с де Голлем в Париже, лежа в огромной позолоченной ванне в «королевских покоях», Кеннеди сказал своим помощникам Кенни О’Доннеллу и Дэйву Пауэрсу: «Глупо стоять на пороге ядерной войны из-за обязательств по защите Берлина как будущей столицы воссоединенной Германии, когда всем нам известно, что Германия, вероятно, никогда не воссоединится». Во время полета из Вены в Лондон Кеннеди вновь вернулся к этому вопросу: «Не мы явились причиной отсутствия единства в Германии. На самом деле мы не несем ответственности за оккупацию Берлина четырьмя державами. А теперь западные немцы хотят, чтобы мы выгнали русских из Восточной Германии».
Если растянувшаяся на три десятилетия холодная война была долгосрочным последствием Берлина 1961 года, то Карибский кризис был самым значительным краткосрочным последствием. Для Кеннеди и Хрущева ситуации на Кубе и в Берлине были неразрывно связаны.
Критики назвали хрущевский план размещения советских ядерных ракет на Кубе рискованной авантюрой, но, с точки зрения советского лидера, это был просчитанный риск, основанный на его понимании Кеннеди. В конце 1961 года Хрущев сказал группе советских чиновников, что уверен в том, что Кеннеди предпримет какие-нибудь действия, чтобы избежать ядерной войны. «Я знаю наверняка, – сказал Хрущев, – что у Кеннеди нет ни сильной поддержки, ни смелости, чтобы не спасовать перед серьезной проблемой». В разговоре с сыном Сергеем о Кубе Хрущев заметил, что Кеннеди «поднимет шум, начнет суетиться, а потом согласится».
Несмотря на все ошибки, сделанные в первый год нахождения у власти, Кеннеди был настолько готов пойти на уступки, чтобы достигнуть соглашения по Берлину, что предложение, которое он внес в апреле 1962 года, привело к серьезному столкновению с западногерманским канцлером Конрадом Аденауэром. План Кеннеди заключался в том, чтобы передать контроль за доступом в Берлин международному совету, который бы урегулировал въезд в город и выезд из него, причем Восточная и Западная Германия должны были обладать в нем равным статусом. Взамен Кеннеди хотел получить согласие Кремля на сохранение военного присутствия союзников и прав в Западном Берлине.
Разработчики документа, отправляя его из Вашингтона в Москву, подчеркнули некоторые разделы, чтобы показать, что позаимствовали их из советских документов. Кроме того, в документе даже не упоминалось о воссоединении Германии путем свободных выборов. Никогда еще американские предложения не были так схожи с советскими предложениями и так отличались от предложений Аденауэра. Кеннеди дал Аденауэру всего день на рассмотрение проекта документа и только после гневных протестов со стороны западногерманского канцлера увеличил срок рассмотрения документа до сорока восьми часов.
Аденауэр больше не мог скрывать раздражение, которое у него вызывал Кеннеди. Он заявил Полу Нитце, заместителю министра обороны США, который посетил его в Бонне, что если будут приняты предложения Кеннеди, то Западный Берлин не сможет ничего предложить тем, кто хочет сбежать из города. Он направил Кеннеди резкую записку, в которой, в частности, говорилось: «Я категорически возражаю против некоторых предложений. Я настоятельно прошу вас, мой дорогой мистер президент, приостановить слушание этих предложений…»
Утечка документа, почти наверняка с благословения Аденауэра, вызвала страшный шум. Комментаторы с обеих сторон Атлантики критиковали Кеннеди за то, что он сдал позиции, в то время как его противники продолжают расстреливать потенциальных беженцев, не давать покоя союзническим солдатам и укреплять стену. Кеннеди пришлось забрать свои предложения. Оскорбительнее всего был тот факт, что Хрущев, так или иначе, собирался отклонить предложения Кеннеди, поскольку американский президент ничего не говорил о полном выводе американских войск.
Хрущев играл по-крупному.
Уже приступив к выполнению кубинской операции, 5 июля 1962 года Хрущев выдвинул встречные подробнейшие предложения, чтобы покончить с тем, что он назвал «западноберлинским оккупационным режимом». В соответствии с его планом союзные войска должны быть заменены на войска ООН, в состав которых будут входить войска трех западных держав, нейтральных государств и двух стран Варшавского договора. Путем постепенного сокращения этого контингента, ежегодно на 25 процентов, через четыре года в Западном Берлине не останется иностранных войск. Спустя почти две недели, 17 июля, Кеннеди отклонил предложения Хрущева, но при каждом удобном случае Хрущев продолжал продвигать свою стратегию по Берлину, тайно проводя в жизнь кубинский план.
Кубинская операция была настолько крупномасштабной, что Хрущев наверняка считал, что это не укрылось от глаз Кеннеди и его разведывательных служб, но при этом президент не собирается препятствовать размещению ракет на Кубе.
4 сентября Кеннеди сообщил нескольким конгрессменам, что, по мнению ЦРУ, Советы помогают кубинцам в укреплении обороноспособности Кубы. Вечером того же дня Кеннеди сделал заявление для прессы, которое закончил обращением непосредственно к Хрущеву: «Самые серьезные проблемы возникнут, если будут обнаружены доказательства присутствия на Кубе советских боевых формирований, советских военных баз… наличие наступательных ракет класса «земля – земля», а также другого существенного наступательного потенциала». Заявление президента удивило Хрущева, не ожидавшего от Кеннеди такой решительности.
Спустя два дня, 6 сентября, Хрущев выразил желание встретиться с министром внутренних дел США Стюартом Юдаллом, совершавшим ознакомительную поездку по советским гидроэлектростанциям. Юдалл не рассчитывал на возможность встречи с советским премьером и был удивлен неожиданным приглашением в Пицунду. Хрущев хотел понять, контролирует ли президент ситуацию. Он в очередной раз подчеркнул, что, по его мнению, Кеннеди проявляет слабость и нерешительность. «Как президент, он обладает пониманием, но ему не хватает мужества», – сказал Хрущев, обрушившись с презрительными нападками на американскую политику по Берлину. Хрущев, памятуя о том, что кубинская операция уже шла полным ходом, заметил Юдаллу: «Если мы и президент сможем договориться, тогда откроются большие возможности для сотрудничества в области науки, техники и в космосе. Но если Белый дом добровольно не пойдет на разрешение проблемы, мы поставим его в такое положение, когда будет необходимо принять решение. Мы поставим его перед выбором воевать или подписывать мирный договор».
Хрущев сказал Юдаллу, что «из уважения к вашему президенту мы ничего не предпримем до ноября». Не упоминая Кубу, Хрущев заявил Юдаллу, что «давно миновали те времена, когда вы могли отшлепать нас, как мальчишку. Теперь мы можем сами наподдать вам… поэтому давайте не будем говорить о силе; мы одинаково сильны».
16 октября 1962 года, когда большая часть пусковых установок была уже доставлена на Кубу, Хрущев сказал новому послу США в СССР Фою Колеру, преемнику Томпсона, что он собирается посетить сессию Генеральной ассамблеи ООН в ноябре и обсудить с Кеннеди вопросы по Западному Берлину. К этому времени Москва уже могла бы представлять серьезную угрозу для США и, значит, оказывалась в лучшем положении. Хрущев решил использовать ракеты на Кубе не столько для защиты Кубы, сколько для того, чтобы добиться решения берлинского и германского вопросов так, как он этого хотел. Берлин остается «основной проблемой советско-американских отношений», заявил Хрущев новому послу в США Анатолию Добрынину.
Ознакомительная версия. Доступно 30 страниц из 148
