Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

— Иди уже. Нам с сестрой Миленой не терпится продолжить увлекательный диспут, так досадно тобой прерванный. Пошёл прочь.

Юрген слегка поклонился, и вывалился из помещения. В его висках всё ещё стучала дробь отступающей ярости, но душа парила, обезболенная и лёгкая.

* * *

Ещё один нестерпимый    удар и снова резкое озарение взорвало сознание, распыляя его в мельчайшие частицы, что устремились во все стороны света, заполняя собой пространство и время.

"Gloria Patri, et Filio, et Spiritui Sancto.

Sicut erat in principio, et nunc et semper,

Et in saecula saeculorum.

Amen."

Боль обнажала реальность, молитва пробуждала видение.

Снова свист священного хлыста; онемевшая кожа взрывается брызгами крови, её капли летят в лицо Сына Божьего, что висит напротив, распятый, на искупительном кресте. Он страдает и улыбается. Божий сын улыбается. Его губы красны, как уста портовой шлюхи.

Свист. Девять кожаных узлов врезаются в обнажённую спину и терзают белую кожу. Улыбка Иисуса всё краснее.

Бесконечные воплощённые миры. Чёрные, вращающиеся сгустки небытия.

Полая световая труба. Небесно-голубой луч, как приглашение в сознание оборотня.

Низкий голос. Нежный и бархатный. Глаза зверя. Изумрудные кристаллы, полыхающие алым пламенем.

Свист плети. Брызги крови на лице распятого. Красная улыбка становится всё шире и шире. Алый потоп заливает полыхающие изумруды.

"Credo in Deum,

Patrem omnipotentem,

Creatorem caeli et terrae"

Видение оборвалось.

Рука, судорожно сжимающая оплетённую рукоятку хлыста, вдруг расслабилась, кисть обмякла и плеть выскользнула из ослабевших пальцев.

Невенка, стоящая на коленях перед деревянным распятием, издала протяжный стон и повалилась на бок. Иисус мрачно взирал на неё со своего креста. Его лицо покрывали брызги крови.

Она что-то видела.

Невенка укусила себя за большой палец, пытаясь сконцентрироваться на переживании, но то постепенно растворялось, превращаясь в смутные, необъяснимые образы.

Тук-тук. Тук-тук.

"Проклятье, я же просила меня не беспокоить."

— Открыто, — простонала девушка, сгребая в кучу части одежды, валяющихся рядом с ней на полу.

Она прижала тряпки к своей обнажённой груди и приподняла голову, прислушиваясь к мягким шагам вошедшего. Она узнала гостя по этой осторожной, кошачьей походке. Её красивые, чувственные губы, тронула скупая улыбка, но лишь на пару ударов сердца.

Юрген подошёл, встал рядом с Невенкой Оскаала, лежащей на обшарпанном, грязном полу и преклонил колени. Он склонил голову перед деревянным Иисусом, который кривил свои окровавленные губы и быстро произнёс короткую молитву. Потом встал, прошёл к небольшому столику, недолго шарился там, чем-то трещал, чем-то звенел, что-то ронял. Потом вернулся, сжимая в руке огрызок тряпки. Тряпка сочилась влагой. Высокий тевтон вновь опустился на пол возле Невенки. Проворные и прозрачные ручейки воды побежали по истерзанной девичьей спине, становясь мутно багровыми, тягучими. Невенка морщилась и жмурилась, словно большая кошка, которой и самой не понятно — приятны ли ей прикосновения или стоит хорошенько засадить когтями по ласкающей её руке. Она приподнялась с пола, и села перед Юргеном — спиной к воину, лицом к Христу. Юрген промокал рассечённую кожу, останавливаясь лишь затем, чтобы выжать на пол кусок материи, вобравшей в себя слишком много крови.

— Довольно.

Невенка скрипнула зубами и поднялась на ноги. Она, обнажённая по пояс, неторопливо направилась в дальний угол комнаты — там, возле узкой армейской кровати расположился стальной шкафчик. Нижняя сорочка, оказавшаяся в руках девушки, была белоснежной, словно оперение аиста. Но недолго. Тонкая ткань моментально прилипла к спине, на белой материи проступили кровавые кляксы. Изящная женская головка, что несла на себе груз фиолетовой гривы, достающей девушке до пояса, повернулась в сторону Юргена, явив тевтону точёный горбоносый профиль — с выступающим вперёд подбородком и жёстко очерченными скулами. Ярко-синие, словно майское небо, отрешённо-безумные глаза уставились на воина.

— Где Тео?

Юрген соединил на левой руке большой и указательный пальцы, а безымянным пальцем правой руки несколько раз потыкал в образовавшуюся дырку.

— Пойдём, он мне нужен.

Тевтон легко поднялся:

— Ты её нашла? Ты нашла Селести?

Невенка остановилась и обернулась к нему. Толстый шрам, рассекающий её гордое лицо от кончика правого уха до самого уголка рта, побагровел.

— Никакая это не Селести. Нам надо убираться отсюда. Пойдём к епископу.

* * *

Его Преосвященство слушал внимательно, не перебивал и не задавал вопросов. Вскоре провидица умолкла; девушка тяжело дышала и облизывала пересохшие губы.

— Брат Юрген, — горбун махнул в сторону шкафчика.

Инквизитор метнулся в указанном направлении и вскоре вернулся, держа в одной руке три запылённых стакана, а в другой — пузатую бутылку вина. Итальянского вина. Он выбил пробку, ощутил знакомый аромат и зажмурился от удовольствия, всецело отдаваясь приступу ностальгии. Пахло Римом. Городом, ставшим его домом. Захотелось оказаться в прохладных, полутёмных коридорах Ватикана, пройтись по просторным лестницам и пустынным залам Апостольского дворца, бездумно постоять возле запылённого окна, выходящего на площадь св. Петра...

Щелчок пальцев Его Преосвященства вернул тевтона к действительности.

Никакой это не Рим — дикий восток, почти Русь. Бога душу мать. Юрген разлил вино по стаканам и раздал всем присутствующим. Невенка залпом опорожнила стакан, Теофил Рух лишь слегка пригубил напиток.

Забрав пустой сосуд из рук девушки он уставился ей прямо в лицо. Разноцветные глаза горбуна проживали собственную жизнь. Правый, изумрудный глаз слезился и смотрел в пол. Левый же: карий и широко распахнутый — блестел, восторженно уставясь на стакан вина, зажатый в узкой, неестественно удлинённой ладони.

— Продолжай, милая.

Его Преосвященство отобрал у Юргена бутыль, налил пустой стакан до краёв и протянул притихшей девушке.

— Я всё сказала, Тео. Мы в опасности. Это была ошибка. Спонтанное желание глупой, детской мести. Она хотела, чтобы мы шли за ней. Ей нужна не только я. Я думаю, что ей нужны мы все. Иначе она бы просто забрала меня с собой, там в катакомбах, два года назад. Утащила бы за шиворот, как котёнка. Она что-то затевает.

Теофил Рух помотал головой: сальные, вьющиеся волосы прилипли к худому, измождённому лицу. Он убрал с физиономии непослушные пряди и постарался поудобнее устроиться на складном армейском стуле. Это оказалось непросто. Огромный, словно у верблюда, горб невозможно мешал ему. Невенка устремила на калеку взгляд безумных глаз.

— Вы мне не больше не доверяете, Ваше Преосвященство? Не верите моим видениям?

Епископ ещё раз потёрся о спинку стула, пытаясь втиснуть горб меж складок материи. Бесполезно, тот не помещался. Рух нарочито медленно поднялся с сидения, пытаясь сохранять видимое спокойствие. Носок проклёпанного сапога поддел никчёмную мебель под седалище и следующим движением Его Преосвященство ловко