совершенно чужой территории, с обалдевшим обонянием, я смотрела на Джонни, который прошел к скамейке у правой стены.
— Иди сюда, — велел он и стал рыться в своей сумке, доставая оттуда носки, флаконы дезодоранта и пустые бутылки из-под энергетика «Люкозейд спорт». — Иди сюда, — тихо повторил он.
Я подошла.
Подошла и встала у скамейки.
Джонни спихнул на пол чей-то рюкзак и указал на пустое место.
— Садись.
Я опасливо косилась на скамейку.
Джонни мотнул головой и взял меня за руку.
— Садись, — уговаривал он, потянув меня вниз и сажая рядом с собой.
Наши плечи соприкоснулись, и я отпрянула на дюйм или два и схватилась за живот.
Джонни был большой, мощный и пугающе красивый.
Рядом с ним я ощущала себя такой маленькой.
Такой юной.
Такой растерянной.
И такой отвергнутой.
Я была испугана, но не потому, что он был страшный, нет — по крайней мере, я его не боялась. Я знала, что он мог нагнать страха на парней, игравших с ним, но не здесь.
Не на меня.
Нет, меня пугало, что он выглядел вот так, а я была безнадежно неполноценной.
Искра надежды в моем сердце погасла.
Зачем ему смотреть на меня, если к нему набиваются такие, как Белла?
Они подходили друг другу.
Он был ей под стать.
Девушке со страницы модного журнала.
Кому-то, кто выглядел больше женщиной, чем это.
Я была подростком, страдающим от вожделения.
— Наконец-то, блин, — пробормотал Джонни, вытягивая из бокового кармана сумки прямоугольную пачку ибупрофена.
Он выдавил из блистера две таблетки и протянул мне.
Я неуклюже попыталась взять таблетку из его пальцев и не смогла. Я попыталась еще пару раз и уронила таблетки на пол.
— Расслабься, — ободряюще произнес он и нагнулся за ними. Поднял, потер о худи и вынес мне мозг двумя словами: — Открой рот.
— Я и сама могу, — возразила я, глядя на него во все глаза.
— Как мы оба видим, не можешь, — усмехнулся он. — Открывай рот.
Я растерянно помедлила несколько секунд и открыла рот.
Джонни положил таблетки мне на язык и подмигнул.
Полез в сумку и достал бутылку воды.
— Пей.
Я подчинилась.
Как дрессированная собачка, я делала, что он велел.
Меня раздражала собственная податливость и то, что я злюсь на парня, который жертвовал обедом, чтобы мне помочь. Я проглотила таблетки, запила водой и вздохнула.
Я ждала, что после этого Джонни встанет и скажет что-то вроде: «Ну, мне пора к ребятам», но он продолжал сидеть.
Он просто сидел и ждал, когда болеутоляющее подействует.
Он не дразнил меня и не сбежал.
Он вел себя не так, как повело бы большинство парней.
Он контролировал ситуацию.
В тот момент я поняла, что он исключительно особенный, и это не имеет отношения к его спортивным достижениям.
И его внутренний мир тоже особенный.
— Тебе не надо пойти пообедать? — хрипло спросила я. — Скоро все пройдет…
— Я с удовольствием останусь, — быстро перебил меня Джонни. Он почесал шею и добавил: — Я люблю тишину и покой.
И мы остались сидеть.
Мы сидели и молчали.
Никто не сказал ни слова.
Я переживала бурю эмоций: от стыда и смущения до страха, но с каждой проходящей минутой медленно успокаивалась.
Так прошло несколько минут. Потом Джонни нарушил молчание. Он кашлянул, затем спросил:
— И как теперь?
— Уже лучше, — шепотом ответила я, довольная скоростью, с какой действовало лекарство. — Больше нет ощущения, что в меня втыкают сотни тупых ножей.
Он в ужасе нахмурился, и я замотала головой, злясь на себя за то, что снова выдала ему лишнюю информацию.
— Я без понятия, что за хрень сейчас творится с тобой и… твоим телом, — сказал он, слегка покраснев. — Но надеюсь, скоро эта дрянь отвалит.
Его слова, по-мальчишечьи бестолковые, но искренние и заботливые, пробили брешь в панцире моей нервозности, и я даже засмеялась.
— Вряд ли прям так и будет, — ответила я, заставляя себя смотреть ему в глаза. — Но спасибо за помощь.
— Должен сказать, со мной такое впервые. — Он нахмурился, пробормотав скороговоркой: — Спасибо, Господи.
— Ох, прости, пожалуйста.
Я вскочила со скамейки, готовая убежать, но он поймал меня за руку и снова усадил.
— Не хочу, чтобы ты извинялась, — угрюмо сказал он. — Здесь не за что просить прощения. Я имел в виду, что у меня нет сестер и все эти дела мне незнакомы.
— Конечно, — смущенно промямлила я.
Может, он относился ко мне, как к сестре?
Похоже, что да, так и относился.
И потому так отреагировал на мой поцелуй.
Значит, я попала в «сестрзону»?
— Не залипай, — убеждающим тоном сказал Джонни, отвлекая от внутренней битвы. — Все в полном порядке.
— А с чего ты решил, что я залипаю? — спросила я, поворачиваясь к нему.
Он пожал плечами и улыбнулся своей замечательной мальчишеской улыбкой:
— Я ошибся?
Нет.
Вообще ни разу.
Я залипала как профи.
Проклятье!
— Ничего не могу сделать, — призналась я, в очередной раз заливаясь краской. — Волноваться — моя натура, я прирожденная паникерша.
— М-да, — вздохнул он. — Ну, из-за чего тебе точно не стоит волноваться, это из-за Беллы.
От одного ее имени я начала волноваться.
Волноваться и залипать на тревожных мыслях.
Что еще она скажет?
Что еще сделает?
Если она снова поймает меня в туалете, нужно ли запереться в кабинке?
Может, сейчас лучше убежать?
— Прекрати, — велел Джонни, уловив мою панику. — Тебе больше не надо ее бояться. — Он прислонился к стене и сложил руки на коленях. — Если она снова вздумает подойти к тебе, я обязательно узнаю и разберусь.
— У нее осталась твоя куртка, — выпалила я. — Я выстирала твою куртку и привезла в школу, чтобы тебе отдать, а она… отняла у меня.
— У меня полно курток, — ответил он. — Но мне жаль, что из-за меня она устроила тебе этот сраный цирк. Так не должно было быть. Я бы сказал, что она психованная, но, думаю, ты и сама это поняла.
— Джонни, она злится на тебя, — почти шепотом сказала я.
И я тоже…
— Она злится из-за того, как я живу, — поправил он, тяжело вздохнув. — Шаннон, она меня даже не знает.
— Как это понимать?
— Я для нее — трофей, сияющий кубок, — едва слышно произнес он. — Большинство людей так ко мне относятся.
— Но не я.
Джонни посмотрел на меня.
Я заставила себя выдержать его взгляд и не отвернуться.
— Не ты?
Я видела досаду и надежду, одновременно мелькнувшие в его синих глазах.
— Да, не я, — тихо подтвердила я.
— Ну, приятно узнать, — хмуро произнес он, продолжая смотреть на меня.
— Правда прости,
