поля». Душа обливалась слезами при виде такого. Брать кедр нужно было с умом, брать перестойный. Викентий Кузьмич добился сокращения его порубок. В отдельных районах области кедр запретили рубить совсем. По Кети и Чулыму, в Кудрине и Алешине оставили лишь частичные заготовки его.
Латунин ездил множество раз в чулымскую сторону и на Кеть: когда поездами, когда на машине. Там тоже замешивалась крутая работа, обновлялась жизнь. Поездки были плотными, по делам напряженными. И каждая оставалась в душе и памяти. Дела порешили, зашли пообедать перед обратной дорогой в столовую, обсудить еще кое-что с секретарем Пышкинского райкома партии Александром Николаевичем, работником опытным, с солидным партийным стажем. За Александром Николаевичем водились осторожность, неторопливость, слова произносил он раздумчиво, жестикулировал плавно, обладал и умом, и той хитростью, что вполне может сойти за дипломатичность. Латунин ценил его за деловые качества. Пышкинский район шел среди остальных хорошо по зерну, животноводству и лесу. Нефть и газ в этой стороне Причулымья пока обнаружены не были.
В столовой обед был предложен простой, в духе Викентия Кузьмича: огурцы, помидоры, котлеты с картофельным пюре, чай и ватрушки. Ну и брусника, конечно, крупная, свежая. Латунин без этой таежной ягоды, можно сказать, и за стол не садился. Викентий Кузьмич бруснику в гарнир добавлял ко всем мясным блюдам и ел с превеликой охотой.
Обед подходил к концу, чай уже подали, обговорили все, что нужно было обговорить. Вот и ехать домой пора. Вдруг входит встревоженный, сам на себя не похожий, водитель машины секретаря обкома и, сутулясь, докладывает:
— В город ехать не могу, Викентий Кузьмич, потому что с нашей «Нивы» сняли зеркало заднего вида.
Круглое лицо Латунина посуровело.
— Как такое могло случиться? — спросил он голосом, выражающим крайнее удивление.
Александр Николаевич, волею сохраняя спокойствие, неторопливо поднялся со стула, попросил извинить его и удалился. Водитель Викентия Кузьмича вышел следом. То ли пышкинский секретарь райкома кому-то звонил, то ли просто на улице с кем перемолвился, только минут через десять вошел и докладывает:
— Милиция у нас оперативно работает. Зеркало нашли, и оно сейчас будет на месте.
Латунин тряхнул головой, красноречиво хмыкнул и говорит:
— Вот, Александр Николаевич, все зазывал к себе в район, все приглашал, а приехал — обворовали машину.
Был несколько бледен пышкинский секретарь райкома, взял чайную ложку с блюдца, повертел ее так-сяк и тоже чуть хмыкнул, только на свой манер, как бы в свое осуждение, и произнес:
— Виноват, конечно, Викентий Кузьмич. Зеркало на легковой машине — вещь редкая, так сказать, дефицитная, в магазине запасных частей не вдруг и найдешь. Ну и вгоняют автомобильные зеркала нечестных людишек в соблазн! Но ведь вашу потерю нашли. И сразу! А у меня в областном городе на прошлой неделе (я тоже на «Ниве» ездил туда) зеркало так же вот сняли и до сих пор без следа…
Латунин погладил свой подбородок, дрогнули веки, что-то ответить хотел и промолчал.
Позже Геннадий Федорович разузнал, как тогда в Пышкино отыскали так быстро пропажу. Оказалось, что Александр Николаевич послал кого-то к председателю местной кооперации. У того была личная «Нива» — недавно ее приобрел, и стояла она у него во дворе. С нее-то и взяли — с возвратом — зеркало заднего вида. Не стал, конечно, Геннадий Федорович раскрывать этот «секрет» перед Викентием Кузьмичом, но случай запомнился и приходил нередко на ум, вызывая в душе усмешку.
С Латуниным Геннадий Федорович проработал более пятнадцати лет день в день и в памяти у него запечатлелось всего немало.
Как-то Викентий Кузьмич принимал граждан по личным вопросам в одном из прикетских селений. Для приема был занят кабинет председателя райисполкома. Шло, как всегда, людей много. Латунин не ограничивался определенным временем, выслушивал и расспрашивал. Кто в помощи и совете нуждался, тот их получал. В тот раз «под занавес» вошел к нему мужичок в телогрейке, тихий, но не из робких, поздоровался учтиво, сел, дождавшись приглашения.
— Что у вас? — спрашивает Викентий Кузьмич, — Я слушаю.
— А так, ничего, — мужичок отвечает. — На секретаря обкома пришел посмотреть.
— Но все же что-нибудь у вас есть ко мне? Может, нуждаетесь в чем?
— Да мне для сарая плахи четыре бы надо. А так всем доволен. Работаю сторожем.
— Фронтовик?
— Было дело… На Курской дуге ногу вывернуло.
Латунин разговорился с ним. Почувствовав искреннее расположение к себе, скромный посетитель начал придирчиво, с жаром выкладывать о беспорядках в районе, что-де по леспромхозам дисциплина ни к черту, спьяну гробят технику, лес валят в болота, откуда его потом никакими судьбами не вызволить. О порядке на производстве только кричат на собраниях, а на деле порядка не видно… Председатель райисполкома и секретарь райкома красные сидели, не знали, куда глаза отвести.
— Что это вы… как будто вас кирпичной пылью припудрили? — спросил их Латунин.
— Все верно, что этот товарищ рассказывает, — признались они.
Вскоре пришлось на Кети готовить и проводить актив по всем тем вопросам, что щедро так выложил «тихий мужичок» в беседе с первым секретарем обкома.
— Побольше бы таких неравнодушных сторожей, — сказал о нем после Латунин.
А ведь бывало, что на прием к Викентию Кузьмичу шли люди иные, с пустыми вопросами. Помнит Кузьмин, как в Нефтеграде однажды было. Нефтеград тогда стал уже городом: дома мурманской серии, уют, тепло, комфорт, асфальт, бетон, отличная служба быта, на сцене Дома нефтяников столичные театры спектакли ставят. И вот тоже в один из приездов Латунина в Нефтеград повалили к нему жители нужды высказывать. Входит мужчина лет сорока и сразу с порога:
— Викентий Кузьмич, помогите вернуть воротник!
— Поясните, пожалуйста.
— Сдал в местное ателье шить пальто. На воротник — выдру сам себе добыл. Так вот ее подменили!
— И это у вас ко мне все?
— Да. Надо выдру вернуть!
Только выпроводили «обиженного» браконьера — женщина входит с сердитым лицом, кидает на Викентия Кузьмича вопросительно-недовольные
