Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

мостика. На её стальном покрытии возились двое — самозабвенно и радостно — так, как обычно играют дети. Маленькая девочка, одетая в холщовую рубаху до пят, грязную и покрытую пятнами засохшей крови, весело прыгала, размахивая огромной дохлой рыбиной, а огромный дракон, сложив за спиной кожистые крылья, неуклюже семенил рядом, и дымя, как паровоз, выказывал крайнюю степень драконьего удовольствия.

Шмяк!

На заляпанный, мокрый стол звучно шлёпнулась женская рука, затянутая в потёртую коричневую перчатку мечника. Перчатка топорщилась ржавыми шипами и заклёпками, будто старый бойцовый ёж. Устрашающая, но невозможно изящная конечность сжимала высокий оловянный кубок.

— Мои хорошие...

Язык женщины, что красит волосы кровью врагов, слегка заплетался, а в жёлто-зелёных глазах, устремлённых в окно, стояли пьяные слёзы дешёвой меланхолии.

Старый Аарон вмиг оставил свою непрерывную возню с бесконечными чашечками и чайничками, и плеснул в опустевший кубок немного зелёной жидкости из пузатой изумрудной бутылки. Маха тотчас же встрепенулась; её длинный нос пришёл в движение, будто у голодной лисицы, почуявшей близкого кролика. Женская рука, сжимающая кубок, двинулась в обратный путь — к приоткрытым губам, обнажившим длинные, жёлтые клыки.

— Одну минуту, Великий Волк, — рука, испещрённая синими татуировками и покрытая рыжим пушком, предостерегающе нежно обвила шипастое запястье.

Волчьи глаза, зелёные, словно у сонной кошки, лишь на миг полыхнули красным, но сразу же потухли.

— Слушаю тебя, негодница, — с трудом выговорила Йоля, удивлённо уставившись на конечность рыжей ведьмы, что сомкнулась на её перчатке.

— Позволь, — Маха изъяла оловянный кубок из рук Госпожи с ловкостью ярмарочного карманника.

— Я постараюсь немного улучшить напиток, — ведьма выглядела совершенно уверенно в себе, решительно сжимая в руках отжатую кружку.

— Эй, старик, — небрежно бросила она Аарону, что застыл возле йолиного плеча с предусмотрительно открытой бутылкой, — Сахар тащи. Кусковой.

Старик оценил вес пузатого сосуда, горлышко которого сжимали его узловатые тощие пальцы, и ярко-синий луч яростного взгляда выжег мишень посередине заросшего рыжим волосом лба младшенькой.

— Не умничай, пизда конопатая. Эту дрянь можно и так — чистоганом. Вставляет нормально. Тем паче, что нет у меня ложки с дырками. Нет даже банальной шумовки. Так что отдавай взад бухлишко и не командуй на моём судне.

Маха скорчила кислую мину и, взяв со стола чайную ложечку, поднесла ту к своему алому рту. Потом оскалила верхнюю губу, напоминая болотную гадюку, изготовившуюся к атаке, и плюнула. Брызги слюны зашипели, встретившись с серебром столового прибора. Маха потрясла в воздухе дымящейся ложкой, и, отерев ту рукавом своего платья, приставила к своему глазу на манер монокля, оценивающе оглядывая рассерженного капитана. Око цвета жухлой соломы глядело на старика сквозь маленькие дырочки.

— Сахар тащи, я сказала. И не смей называть древних богинь паскудными словами, ибо ты — всего лишь тупой и жадный водила. Дряхлое гребло. Ленивый труповоз и алчный мздоимец. Хоть и весьма древний.

Рыжая Маха аккуратно расположила дырявую ложку сверху наполненного бокала, водрузила на неё слегка смоченный напитком кусочек сахара, и щёлкнула в воздухе длинными пальцами. На конце указательного перста затрепетал яркий огонёк, и вскоре сахар в ложке оплавился под пламенем, сползая густыми сопливыми струйками в мятый кубок.

— Прошу тебя, Великий Упуаут, — опушенная рыжими волосиками рука почтительно протянула Йоле стакан.

Та взяла, побулькала содержимым и решительно проглотила.

Три пары глаз уставились на неё — единым тревожно-ожидающим взглядом.

Она оглядела озабоченные рожи и, рассмеявшись, треснула кубком о стол.

— Ещё, — возвестил собравшимся Великий Волк.

Трое облегчённо выдохнули и расслабились. Рыжая Маха двинула старого Аарона локтем под рёбра, и паромщик поспешил смочить зелёной влагой следующий кусочек сахара.

— Всем! — великодушно объявила Йоля и задрала на стол свои роскошные ноги — их розовую кожу покрывало бесчисленное количество веснушек, ссадин, царапин и кровоподтёков.

Хищные шипы её корсарских ботфорт вонзились в сталь столешницы, будто консервный нож в жестяную банку. Трое участников этого затянувшегося ночного чаепития заметно оживились. Аарон бросился переворачивать содержимое маленького, встроенного в стену бара в поиске недостающих бокалов, Маха же плевала в ложки, прожигая в серебре, которого так боятся всевозможные оборотни и прочая нечисть, аккуратные дырочки.

Дверь, ведущая на палубу, широко распахнулась: кто-то со всей дури втопил по ней ногой. Маленькая Сигни, запыхавшаяся, раскрасневшаяся и безумно довольная, ступила на порог, подталкиваемая сзади огромной головой ящера, увенчанной тремя парами рогов. Из ноздрей чудища валил густой дым с вкраплениями мельчайших, ярко-красных искр.

— Хочу чая. И спать, — заявила Сигни и оценивающе оглядела всех собравшихся.

— Иди сюда, — произнесла Морриган, протягивая к ней свои руки.

Широкие рукава её алого платья сползли к локтям; затейливая вязь кельтских узоров оплетала её кожу, будто кривые древесные корни. Девочка забралась ей на колени и прижалась щекой к глубокому вырезу платья.

— А ты, глупая ворона, прими нормальный, человеческий вид, и заходи, если пожелаешь, — костлявый перст ведьмы указал на страшную морду, застрявшую в дверном проёме, ибо дальше в помещение Грим протиснуться не мог, — Или закрой дверь с той стороны, потому как не май месяц, а сквозняки здесь просто чудовищные.

Грим пренебрежительно фыркнул: Морриган пришлось поджать свои босые, перемазанные грязью ноги, чтобы избежать раскалённых угольков, вырвавшихся из ноздрей ящера и разлетевшихся по полу помещения капитанского мостика. Дракон убрал голову и дверь захлопнулась. Аарон принёс чашку дымящегося напитка и склонился над Сигни, протягивая ей угощение, но девочка не пошевелилась — уткнувшись носом в грудь Морриган, она уже крепко спала. Держащая её на своих коленях ведьма улыбнулась, ласково погладила малышку по сальным, нечёсаным локонам, а потом приняла кружку из рук паромщика и опрокинула содержимое себе в глотку. Паромщик забрал у неё пустой сосуд, а взамен протянул высокий бокал, где плескалась ядовитая зелень. Морриган кивнула ему, но пить не стала — она подозрительно оглядела остальных двоих. Йоля раскинулась в глубоком кресле — её ноги возлежали на столе, треугольник чёрных трусиков постыдно выглядывал из-под задравшегося платья, а слюнявый рот приоткрылся. Рыжая Маха взгромоздилась на высокий барный табурет и раскачивалась на нём. Колдунья что-то тихонько напевала, а табуретка непонятным образом держалась на узкой грани одной единственной ножки — остальные три парили в воздухе.

— Кстати, Госпожа... — прошелестел вкрадчивый шёпот Морриган, — Сейчас самое время. Время будить нашу надежду.

Она нежно перехватила спящую девочку и поднялась вместе с ней на ноги. Сонный глаз Госпожи с трудом разлепился — радужка, обычно невозмутимо жёлто-зелёная, либо яростно-багровая, сейчас синела