объятий. Ему в грудь упёрся бионический кулак.
— О, ты уже надрался, — так же нараспев ответила Каз.
— Хашкéм[2], — выдохнул ей в лицо Ариан с запахом дрянного вина. Железное запястье он потянул на себя и усадил Казимиру по левую руку. — Мы празднуем победу. Одну из множества на моём пути.
— И который день ты празднуешь?
Следующие три часа так и прошли — за слишком терпким вином почти без закусок, за бахвалистой болтовнёй и наблюдением, как Ариан что-то нашёптывает Ясмине, подливает в её бокал и обольстительно улыбается. В какой-то момент, пытаясь встать, Яс споткнулась, и Ан со смешком подхватил её за талию и руку.
— Всё, тебе на сегодня хватит, — отсекла Каз, перехватывая запястье Ясмины, и повела её прочь из таверны. Ариан и Вегард тоже не стали задерживаться.
По пути Ан задался вопросом, к чему эти надписи на стенах о владельцах-обскурах. Задавал он, конечно, множество вопросов, но ответили ему только на этот:
— Защита от погромов, — буркнул Вег, хмурый даже больше, чем в прошлые вечера.
На такое объяснение Ан только фыркнул:
— Если бы моему дому грозила опасность, я бы и пятна обскурные себе нарисовал.
— А при нашей первой встрече ты бы плюнул в лицо резистенту, который бы сказал такое, — напомнила Казимира. Ясмина еле передвигала ногами, совсем малая не умела пить, поэтому Каз ловила её на каждом шагу.
— Ну не прям… Всмсле… — пробурчал Ариан. — Ну да, ладно.
Дверь в комнату Ясмины Казимира заперла снаружи, а ключ отдала одному из слуг, что вышел на шум. К тому времени, когда Каз вернулась на первый этаж, Вегард и Ариан уже расположились там с ещё одной бутылкой вина. Этим тоже хватит.
Особняк городского наместника удивительно мало пострадал. Похоже, обскуры тоже облюбовали его при взятии города и жили здесь. Опустел бар и несколько комнат, но почти ничего не сожгли, не выбили окна, как в других богатых домах. Ни самого наместника, ни его семьи среди выживших не нашли. А тела… Тела было не опознать.
Сейчас просторный зал на первом этаже почти не использовали, сложили там самые громоздкие обломки мебели со всего дома, которые ещё не успели выбросить. Для собраний Ариан выбрал библиотеку с наглухо закрывающимися дверьми. Почти все книги уцелели, но опустели постаменты для музыкальных инструментов. Деревянная подставка, состоящая из двух скрещённых деталей, будто у буквы «х» растянули нижние ножки, напомнила Казимире о мандолине, что стояла в кабинете Киор-бэя. На лакированной тумбе из красного дерева остался только смычок, похоже, от скрипки, но никаких других инструментов слуги не находили. Может, этим предметам восставшие нашли применение? Каз так и представляла, как по вечерам, празднуя свои победы, обскуры собирались вокруг костров, играли музыку, кто во что горазд, и танцевали, и пели, и не думали о завтрашнем дне, когда всё для них может закончиться.
— Слушай-ка, бездомная светлость, — позвала Казимира, перекидывая ногу через спинку дивана. Ариан уже растёкся по нему, а камзол бросил рядом, на подлокотник. Вегард сидел в кресле справа, там же, где и всегда на собраниях. Перед ними располагался столик, из столешницы которого давно выбили стекло, и осталась только широкая бронзовая рама. Каз видела, как слуги сметали отсюда окровавленные осколки.
Она упала на подушки слева от Ана и продолжила:
— Чего ты вьёшься вокруг Ясмины?
Здесь всё ещё пахло кровью и трупами, так что особняк проветривали круглые сутки, и слишком холодные для этого времени года ветра гуляли по городу садов и прудов.
— Хашкем, — выдохнул Ариан доверительно, будто в комнате не было никого, кроме них двоих. — Хашкем, неужели ты ревнуешь? — Ладонь с перстнем легла Казимире на колено, но она за мизинец сбросила его руку с себя. Ан схватился за сердце, не то оскорблённо, не то растроганно. — Разве ты не знаешь, что моё сердце принадлежит только тебе?
— Твоё сердце принадлежит каждой, кто тебе улыбнётся, — подсказала Казимира и, давя усталую улыбку, глянула на Вега. Вот же дурачок, а? Но Вегард её веселья не разделил. Желваки напряглись на скулах, смотрел он прямо перед собой, на пустую стену. Шутишь? Ты же не станешь ревновать к нему?
— Княже, взбодрись. — За накрахмаленный воротник рубашки Каз дёрнула Ана, чтобы окончательно не утёк с дивана. Вино разморило не только Ясмину. Почти не пившая Казимира чувствовала себя усталой нянечкой, на голову которой свалилось трое взбалмашных… Нет, четверо, Ариана стоило считать за двоих. Четверо взбалмашных ребятишек. Так вот, что обычно испытывает Вегард, когда возится с нами? — И послушай вот что, — Каз тыкала Ана в плечо, пока его взгляд не сфокусировался на ней. — Закатай губу, засунь руки в карманы и не морочь девчонке голову. Дакин вернётся и…
Вегард бросил едкое:
— Ну, да, вернётся. — Он встал с кресла и подхватил Ариана за локоть. — Пора спать.
Послышался хруст, когда Вег дёрнул его на себя, но слишком весёлый и пьяный Ан только ойкнул и поплёлся следом.
* * *
Отряд Хотэру всё не возвращался, зато объявился гонец, которого Ариан отправлял к обскурам в город Корк. Раз пять попросив прощения, гонец промямлил, что восставшие без боя не сдадутся и скорее сожгут свои поля и дома, чем склонятся перед князем.
— Именно так просили передать, — сказал молодой парнишка, избегая взглядов подчинённых князя. Сам Ариан только гипнотизировал фигурки на столе-карте, которую ребята Габии перенесли сюда, в библиотеку. С надеждой, что беда миновала, и он спасся от гнева, гонец уже шагнул назад, к выходу, но вспомнил что-то и потянулся к дорожной сумке. На край карты легли четыре окровавленных сюрикена с гравировкой. Казимира не сразу разобрала хидонскую письменность. Послание от обскуров — отряд Хотэру обнаружили.
К вечеру того же дня вернулись гонцы от Дарио Росси и Лиама Канерва. Князья Гивата и Парима обещали, что разобьют войска Валлета, огнём и мечом пройдут по его городам, а земли разделят между собой. Вот только малец будет наблюдать за этим с пики, на которую насадят его голову.
— Свеар ог скьёльдур, — произнёс Вегард, когда и этот гонец покинул зал. Никто из присутствующих не знал крийского, и Вег перевёл: — Меч и щит. Значит, мы зажаты с двух сторон.
Валлеты встретились взглядами. В голубых глазах не осталось ничего, кроме усталости, в чёрных — клокочущей ярости. После приезда гонца от обскуров никто не хотел оставаться с Арианом в одной комнате. Только Каз и Вегард вытерпели, выслушали, высидели всю его тираду, и к ночи Ан почти вернул себе самообладание.
— Щит мы расколем. — Он выставил к
