Спархок одевался нарочито медленно, с неохотой натягиваявойлочную, покрытую ржавыми пятнами нижнюю одежду и с нескрываемым отвращениемкосясь на груду черных пандионских доспехов.
— Ты уложил теплые вещи? — спросила Элана. —Даже здесь, на юге, ночами уже прохладно, так что на Северном мысу будет оченьхолодно.
— Уложил, — проворчал он, — да что в нейпроку? Никакая одежда не спасает, когда сверху носишь железо. — Спархокскорчил кислую гримасу. — Глупо, конечно, но всякий раз, когда я надеваюдоспехи, тут же начинаю обливаться потом. И то же самое происходит со всемирыцарями, сколько я их знаю. Мы обливаемся потом, даже когда мерзнем, и поддоспехами намерзают сосульки. Порой я жалею, что не занялся другим ремеслом.Резать людей ради долга и пропитания со временем как-то надоедает.
— Что-то ты нынче утром в мрачном настроении, любимый.
— Это потому, что мне с каждым разом все труднеесобираться в поход. В дороге уже становится полегче.
— Ты ведь будешь осторожен, правда, Спархок? Я умру,если потеряю тебя.
— Вряд ли мне будет грозить какая-то опасность, любовьмоя. У меня есть Беллиом, а он может сдернуть солнце с неба и переломить околено. Кому надо поберечься, так это Киргону и Заласте.
— Не будь слишком самоуверен.
— Я ничуть не самоуверен. Просто у меня большепреимуществ, чем я мог бы сосчитать. Мы победим, Элана, и нет в мире силы,которая способна остановить нас. Все, что нам сейчас осталось, —утомительный путь из Материона прямиком к победе.
— Почему бы тебе не поцеловать меня сейчас? —предложила она. — До того, как ты наденешь доспехи. Когда ты закован всталь, после твоего поцелуя синяки у меня не сходят неделями.
— Знаешь, — улыбнулся он, — а это чертовскихорошая идея. Действительно, почему бы мне тебя не поцеловать?
Колонна растянулась на несколько миль, переваливая черезокруглые холмы на восточном берегу озера Самма. Здесь были рыцари церкви,атаны, пелои Кринга и несколько полков тамульской армии, разодетых, как напраздник.
День выдался чудесный — один из тех замечательных осеннихдней, когда легкий ветерок гонит пухлые облачка по высокому пронзительно-синемунебу. Огромные тени облаков скользили по холмистой земле, и армия Спархокаехала попеременно то под солнцем, то в тени. Стяги и вымпелы всех сортовплясали на ветру, полощась на копьях и древках.
Королева Бетуана шагала вровень с плечом Фарэна.
— Ты уверен, Спархок-рыцарь? — спрашивалаона. — Тролли — животные, а всякое животное рождается с умением плавать.Даже кошка умеет плавать.
— Но не слишком любит это занятие,Бетуана-королева. — Спархок улыбнулся, вспомнив, как Мурр плавала«по-кошачьи» в пруду с золотыми рыбками в сарсосском доме Сефрении. —Улаф-рыцарь говорит, что мы можем не беспокоиться, что тролли вплавь обогнутстену. Они могут переплыть реку или озеро, но море их пугает. Должно быть, вседело в прибое — или в соленой воде.
— Почему мы движемся так медленно? — В ее голосезвучало нетерпение.
— Мы хотим, чтобы шпионы Заласты наверняка увидели нас,ваше величество, — пояснил Вэнион. — Это весьма важная часть нашегоплана.
— Эленийские сражения слишком долгие, — заметилаона.
— Мы бы предпочли сражение покороче, атана, но проискиЗаласты охватили весь континент, потому и нам приходится успевать повсюду.
Сефрения, которая везла в седле перед собой Флейту, выехалавперед. Рядом с ней ехала Ксанетия. Между Сефренией и Ксанетией понемногу рослаи крепла осторожная дружба. Обе по-прежнему старательно выбирали слова и непытались подстегивать события. Теперь напряжение между ними исходило не отвражды, а скорее от избыточной боязни нечаянно оскорбить друг друга, и Спархокчувствовал в этом решительную перемену к лучшему.
— Мы устали от краснобайства, — сказала СефренияВэниону. — Я никак не могу решить, кто больший лжец и хвастун — Тиниен илиУлаф.
— Вот как?
— Они пытаются перехвастать друг друга. Улаф отчаяннопривирает, и Тиниен, я подозреваю, делает то же самое. Они лезут из кожи вон,уверяя друг друга, будто бы его собеседник упустил величайшее приключениестолетия. Скоро они утонут во лжи с головой.
— Это всего лишь способ выразить свои чувства,матушка, — пояснил Спархок. — Они стесняются признаться, что обожаютдруг друга, а потому рассказывают небылицы.
— Ты что-нибудь поняла, Ксанетия? — улыбнуласьСефрения.
— Кто, имеющий разум, в силах понять, сестра, как ипочему мужчины выражают свою любовь?
— Мужчины не слишком в ладах со словом «любовь», —заметил Спархок, — особенно когда речь идет о другом мужчине.
— Но ведь это же именно любовь, не так ли,Спархок? — спросила Сефрения.
— Может быть, но мы все равно не в ладах с этим словом.
— Желала бы я поговорить с тобою, анара, —вмешалась в разговор Бетуана, как всегда переходя на архаическую речь.
— С радостью внемлю я твоим словам, королева Атана.
— Не так давно молодые атаны выразили желание отыскатьДэльфиус, замышляя разрушить твой родной город и предать мечу твоих соплеменников.Стыдно мне от всего сердца, что я дала им свое согласие.
Ксанетия улыбнулась.
— Сие неважно, королева Атана, ибо есть лишь избытокюношеских бурь и восторгов. Должна признаться, что наши неопытные и горячиеюнцы частенько забавляются, обманывая и отвлекая твоих, уводя их от цели ихисканий посредством несложных чар и неуклюжих трюков. Сдается мне ныне, чтоподобным образом обе мы освобождаемся от тяжкой обязанности искать занятиенашим детям, кои по молодости, неопытности и скуке своей вечно сетуют, чтонечем им заняться — во всяком случае, ничем, что было бы достойно ихнеобычайных талантов.
Бетуана рассмеялась.
— Неужто и ваши дети донимают вас своими сетованиями,анара?
— Как и все дети в мире, — заверила ихСефрения. — Это и есть одна из причин, по которой родители так быстростарятся.
— Хорошо сказано, — согласился Спархок. Ни он, ниСефрения при этом старались не смотреть на Флейту.
