Весной 1917 г. власть на местах перешла к крестьянским комитетам, в деятельности которых главным мотивом был передел земель и наступление на сам институт частного землевладения — не только против помещиков, но и против кулаков, хуторян и отрубников.[115] К осени в 54 губерниях действовало 11 680 волостных комитетов (80 % охвата воло-пей), практическая деятельность которых направлялась на ограничение и ликвидацию частного землевладения. В своей деятельности волостные комитеты опирались на крестьянские сходы.[116] Крестьянские съезды разного уровня, проходившие в марте-мае 1917 г., в подавляющем большинстве отстаивали общинный принцип пользования землей и безвозмездное отчуждение всех земель.[117] В мае 1917 г. на I Всероссийском съезде крестьянских депутатов было принято решение о том, что все земли должны перейти в ведение земельных комитетов с предоставлением им права определения порядка обработки, обсеменения, уборки полей, укоса лугов и т. п. При этом земельным комитетам предоставлялось право принимать самые решительные меры по реквизиции и использованию на общественных и кооперативных началах сельскохозяйственных машин, оруний, лошадей и пр., право регулирования арендных отношений, контроль i;i сбором и хранением зерна, а также надзор за проведением в жизнь запрета купли, продажи, дарения, перехода по завещанию и залога земли до Учредительного собрания».[118]
По сути, это решение было одобрением нарушения права частной собственности в аграрном секторе экономики. Можно сказать, что «политически в мае крестьянские депутаты уже решили для себя вопрос о земле и определили основные рамки его юридического решения Учредительным собранием. Попытки лидеров эсеров считать данный пункт революции лишь пожеланием не находили понимания на низовом уровне, где резолюция была воспринята как легализация самочинных действий крестьянских комитетов».[119] Крестьянские представления о желаемом общественном строе в данный период были прямо антикапиталистическими, антигосударственными и антигородскими.
Первые аграрные законы Советской власти сочетали в себе две утопии: крестьянскую — с ее требованием всеобщего уравнения и пролетарскую — с задачей социалистического преобразования сельского хозяйства на основе государственной и коллективной собственности.[120] Основной закон о социализации земли», введенный в феврале 1918 г., закреплял идею большевиков о создании крупных государственных хозяйств и отдавал преимущество коллективным формам ведения хозяйств по сравнению с индивидуальными.
Осенью 1918 г. продотряды и комбеды вызвали волну крестьянских восстаний, прокатившуюся по всей территории Советской России. Большевики подавили и антоновщину, и махновщину, и все другие крестьянские мятежи, однако и сами должны были отказаться от продовольственной разверстки, ввести нэп, признать особые интересы и права деревни. Земельный кодекс РСФСР, принятый в декабре 1922 г., закрепил итоги аграрной революции: социалистическое земельное законодательство 1918—1920 гг. было отменено, решение земельного вопроса вновь приводилось в соответствие с требованиями крестьянства. С точки зрения крестьяноведов, «крестьянская революция победила, однако эта победа оказалась равносильной поражению, поскольку крестьянство не смогло создать отвечающую его интересам государственную власть, поскольку демократические возможности сгорели в огне гражданской войны, поскольку из жесточайшего столкновения насилий вырастала государственная диктатура». Крестьянская община, одержав видимую победу в 1917—1922 гг., в конце 20-х «пала без сопротивления».[121]
Что касается общинных идей и экспериментов, после Октябрьской революции они приобрели множество новых смыслов и, главное, перспектив практического воплощения.
Общинные эксперименты первых десятилетий советской власти
Одной из самых типичных ошибок обыденного сознания является отождествление всех общинных форм с коммунизмом и установление прямой связи между крестьянской общиной и советским коллективизмом. На самом деле традиционная российская общинность и советский коллективизм находятся в гораздо более сложных отношениях, которые до сих пор не были предметом серьезного комплексного исследования.
Под влиянием Первой мировой войны и социальной смуты глобальной трансформации подверглись традиционные институты общины, семьи, соседских отношений, гендерных и возрастных идентичностей. В этой ситуации в сознании российских обывателей и интеллектуалов необыкновенно активизировались антиндивидуализм, антикапитализм, антиурбанизм и антилиберализм, широкий размах приняли утопическое проектирование и экспериментирование самого различного характера буквально во всех социальных группах. Тема общины или коммуны была актуализирована в общественном сознании первого послереволюционного десятилетия под влиянием следующих факторов:
— тяжелая психологическая обстановка периода революции и войны, социальных катастроф и агрессии;
— взрыв социального творчества масс;
— коммунистическая риторика победившей партии большевиков;
— потребность в социализации молодых поколений после разрухи;
— предпринятые советской властью новый виток насильственной индустриализации и наступление на традиционные общинные ценности российского крестьянства;
— быстрая формализация и бюрократизация советской системы управления.
В коллективистских экспериментах этого времени, помимо их деления на сельские и городские, можно выявить следующие направления:
— активизация общинного строительства религиозными группами;
— продолжение коммунитарного движения дореволюционного периода (толстовцы и проч.);
— возрождение крестьянской поземельной общины;
— движение к образованию коллективных хозяйств (коммун) в деревне, развитие артельного движения;
— военно-коммунистические эксперименты новой власти;
— формирование человека нового типа с помощью ряда коллективных технологий (педагогических, социальных, политических, архитектурных и т. п.);
— эксперименты с коллективным образом жизни в городах (студенческие и производственные коммуны);
