— Лось! А ты была замужем? — кричит Нонна.
— Нет! — голосит в ответ Лосева.
— Почему? — кажется, Нонна искренне заинтересовалась.
— Не хотела.
Нонна оборачивается к подругам:
— Противоречие намечается. Если и писать о женском счастье, то это мнение тоже надо учитывать.
— Хорошо, Лосевой мы посвятим отдельную главу, — обещает Соня.
Юля хлопает в ладоши:
— Девочки, девочки, девочки… Мне все больше и больше нравится эта идея!
Нонна вздыхает:
— Тем более что писать, как я чувствую, придется мне.
— Почему?
— Потому что я самая из вас пишущая. И самая организованная. И самая…
— Ты вообще у нас самая-самая. Успокойся, — прерывает ее Соня. — Предлагаю назвать первую главу «Как улыбаться, когда хочется плакать?».
Уж Соня-то поупражнялась в этом! Однажды, это еще до Жорика было, Соня провела безумную, фантастически-безумную ночь с любовником на даче. Тот сказал жене, что едет на день в командировку, за стройматериалами в Шушары, а сам — к ней на дачу. У Сони до сих пор от той ночи воспоминания — ноги слабеют. А на следующий день она шла по улице, разомлевшая и счастливая, а навстречу ей любовник. Но не один. Он нежно держал под руку маленькую беременную жену, наклонялся и нежно целовал в макушку. Когда он увидел Соню, смутился, конечно, но быстро пришел в себя. Гораздо быстрее, чем хотелось бы Соне. И тут же взял инициативу, лишив Соню и права голоса и самого голоса:
— А… здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, Сонечка. Котик, познакомься. Это Соня — самая умная голова нашей конторы. Сонечка, а это моя жена — Котик, простите, Светочка.
Котик-Светочка радостно трясла Сонину руку, а Соня глупо улыбалась, хотя разреветься хотелось здесь и сейчас. Она, конечно, разревелась, но дома, в подушку.
Юлька отвлекла ее от щемящих воспоминаний:
— Или вот еще хорошая тема: «Как правильно говорить по телефону?».
Ну, в этом деле специалиста лучше, чем Юлька, не было. Однажды она в две трубки одновременно говорила — в мобильный и обычный, с любовником и любовницей. И никто из тех двоих так никогда и не узнал о ее хитрости.
— Конечно, любовь моя… Это было восхитительно… У тебя такие нежные руки… Ты удивительно чувствуешь женщину… Я никогда не думала, что может быть так…
Нонна гнула линию собственной жизни.
— Я считаю, что может быть полезной глава «Как стать для него незаменимой?»
Этот вопрос мучил Нонку со дня побега Федора. Она спрашивала себя, подруг и всех кругом, что она делала не так. И никто не решался ей ответить, что все она так делала, просто чересчур сильно его любила, а он ее не очень. И поскольку она так и не услышала этих слов, то совершенно серьезно убеждала Соню, когда та выходила замуж за Жорика, что придумала способ, как быть незаменимой: нужно распихивать мужнины носки на разные полки шкафа, в кухонную посуду, за книги. Откопав первый носок, он не сумеет найти второй и спросит у жены:
— Дорогая, ты не знаешь, где мой носок?
И тут выплывет Соня с носком в руке — спасительница, хранительница, мать родная. А Жорик поцелует ее и скажет:
— Что бы я без тебя делал?
Соня хохотала над Нонкиной идеей, называла подругу дурехой, но не знала, что та не шутила.
Идея написать книгу показалась вдруг не такой уж хорошей. Каждую захлестнули воспоминания, коварные, жадные, со сладковатым запахом разложения. Заторопились по домам. Идея отступила, но не исчезла. Она повисла над их головами, как морозный воздух утром в начале ноября.
Подруги вышли на Невский, как три Иова, бултыхающихся во чревах своих китов. Свет фонарей падал на их лица, северный вечер, рыхлый и длинный, приближался к своей кульминации. Невский подмигивает витринами, волнует и обещает смутные наслаждения. Три молодые женщины стоят на перекрестке. Им хочется счастья, а не удовольствий. Им хочется радости, а не шального веселья. Куда идти за всем этим? Они не знают, и потому стоят тут и не могут двинуться с места. Людской поток, наткнувшись на препятствие, недовольно обтекает их. Откуда-то доносится одинокий и немного фальшивый саксофон.
Соня переступила порог и тут же услышала:
— А, явилась.
Жорик говорит не умолкая. Соня уже привыкла, но все время удивляется, как он выдерживает молчание, когда остается один? А может, он разговаривает сам с собой? Бегает по квартире, трясет всклокоченной бородой и треплется. Ужас! Соня выгружает продукты, чертежи и документы на кухонный стол. Жора нервно ходит по кухне и курит.
— Ну, что у тебя? — спрашивает Соня.
Жора вопроса ждал и завелся сразу.
— Не люблю я бездарных людей. Мой прекрасный проект — «Апофеоз старости» — опять зарубила эта сука бессмысленная.
— Бессмысленная и беспощадная?
— Да. Бессмысленная и беспощадная Алла Буркова. Она все-таки неприлично бездарна. Как ей канал-то отдали? Быть такой бездарной неприлично. Это так убого. Когда человек кладет кирпичи криво, это заметно.
Соня пожимает плечами.
— Очевидно.
— Как будто криво положенные кирпичи — такая у нее программа. Она ни к чему не обязывает, как дурацкие импрессионистские зарисовки Сезанна.
— Сезанн — постимпрессионист.
— Разницы нет. Подумаешь, пятнадцать лет. Ты не понимаешь сути.
— А у тебя опять вербальный понос.
Жора капризно морщится:
— Глупости какие-то.
Соня пытается сменить тему.
— А приятель твой, Коля Клименко, кино снял. Называется как-то смешно: то ли «Выходи бороться», то ли «Оторопь берет». Посмотрел?
— На кассете. Я ведь не хожу в кино, ты знаешь. Там нельзя перематывать. Понимаю всю его беспомощность. Актеры бессмысленные, ничего не умеют: ни текст говорить, ни двигаться.
Соня накрывает к ужину и автоматически спрашивает:
— О чем фильм-то?
— О говне… Слабый.
— На тебя одна надежда. Может быть, ты снимешь?
Жора не слышит иронии в свой адрес, он вообще не различает полутонов.
— Да я бы снял, но не хочу по водам попусту ходить.
— Ходи по земле, — просит Соня, нарезая сыр.
— Приходится, — с сожалением откликается Жорик.
В это время раздается телефонный звонок. Соня берет трубку.
— Да, Лерочка, я дома, только что вошла. Перезвоню, доченька.
Жора надкусывает батон и запивает кефиром из пакета.
— Опять радость материнства?
Вот этого он не должен был говорить. Соня терпит его рефлексии по поводу телевизионной рутины, она мирится с его частыми периодами безработицы, она прощает ему прогрессирующее пьянство и развивающуюся импотенцию. Но родня — это святое! Да как он смеет?! Но всего это Соня не говорит, а вместо этого отбирает у Жорика батон и швыряет его на стол. Вдохнуть, выдохнуть, успокоиться. Говорить тихо, как учила Нонка.
