— Не тупой, — сказал Евгений.
— Когда я забеременела, Руслан хотел, чтобы я сделала аборт. Я отказалась. Тогда он почти перестал меня замечать. Видел, что у меня растет живот, но проходил мимо как ни в чем не бывало. «Привет, соседка» — и все.
«“Привет, соседка”? А ведь я его плохо знал, — подумал Евгений. — Ну и друга я себе нашел!»
— Потом, — бесстрастно продолжала Марина, — Руслан вдруг заявился ко мне с целым кустом роз, опустился на одно колено, попросил прощения и стал умолять выйти за него замуж. Теперь я понимаю: он сделал это, потому что боялся: его посадят.
— Теперь я тоже это понимаю, — кивнул Евгений.
— Вот и вся история нашей любви. Ты сел в тюрьму, Руслан исчез. С тех пор я его ни разу не видела. Он даже с квартиры переехал ночью, чтобы со мной не встретиться. Поначалу, когда Антошка спрашивал, кто его папа, у меня тут все переворачивалось. — Марина приложила ладонь к груди. — Потом отлегло. К Руслану я давно ничего не испытываю, кроме злости. Сначала из-за нас с Антошкой, а теперь вот и из-за тебя тоже.
Евгений почувствовал, как по его сердцу разливается теплый, обволакивающий бальзам.
— Ничего, — пообещал он, — мы с Русланом еще потолкуем.
— А вот этого не смей! — Марина легонько встряхнула Евгения. — Знаешь поговорку: не трогай дерьмо…
— Тебе сколько лет? — спросил Евгений, когда они, не сговариваясь, зашагали в прежнем направлении.
— Двадцать пять скоро. А что?
— Ничего. Просто так.
Марина усмехнулась, а потом вдруг снова сделалась очень серьезной.
— Болтаем о разной ерунде, а бабушки нет, — произнесла она с досадой. — Пойдем быстрее. Столько времени потеряли!
Но в районном отделении полиции ход часов не ускорился. Время замерло и даже словно бы потекло в обратную сторону. Все здесь было, как вечность назад: сонный дежурный за мутным стеклом, синяя клетка «обезьянника», какие-то нелепые стенды на стенах, похмельный дядечка, моющий полы. Перед кабинетом начальника следственного отдела, куда направили Марину и Евгения, было пусто, если не считать рыжего кота, взгромоздившегося на скамью для посетителей. Но кот явился сюда явно не по делу, так что Евгений смело постучал в дверь и, выждав пару секунд, открыл ее.
Майор, развалившись в кресле и держа телефон возле уха, махнул на посетителя рукой, давая знак не мешать. То же самое повторилось и пять минут спустя. Тогда в кабинет вошла Марина. Ее майор не прогнал. У полицейского было мясистое лицо с правильными крупными чертами и мощный раздвоенный подбородок. Звали майора Рожков Юрий Эдуардович. Выслушав историю исчезновения Ольги Матвеевны, он задумчиво постучал ручкой по передним зубам.
— Так-так, — протянул полицейский, разглядывая Марину. — Пропала, значит?
— Да, — подтвердила девушка. — Вот, пришли, чтобы подать заявление.
— Зачем заявление? Заявления не надо, — сказал майор Рожков. — Если мы начнем искать всех заблудившихся старушек, то до остальных дел просто руки не дойдут. Вы хотите, чтобы страну захлестнула волна преступности?
— Марина хочет, чтобы вы нашли ее бабушку, — подсказал Евгений. — Ольгу Матвеевну Кушнарь, которая ушла из дома и не вернулась. С ценной иконой, между прочим.
— А вы кем заявительнице приходитесь, гражданин? Законный муж? Родственник? Сожитель? А позвольте-ка ваши документики, полюбопытствовать.
Рожков требовательно пошевелил в воздухе большими сильными пальцами с розовыми ногтями. Ознакомившись со справкой об освобождении, он вернул ее Евгению со словами:
— На вашем месте, гражданин, я бы поменьше интересовался чужими бабушками с иконками. Ведь как получается? Осужденный проникает в чужую семью, а на следующий день там совершается преступление.
— Я не осужденный! — взвился Евгений. — Я свое отбыл.
— Ну да, ну да. На свободу с чистой совестью. Но кто ее проверял, вашу совесть? Да и есть ли она вообще? — Опершись локтями на стол, Рожков неожиданно подался вперед и впился взглядом в глаза Евгения. — Бывших осужденных не бывает, гражданин. На каждом пребывание в местах заключения оставляет уродливый, неизгладимый след. Так подсказывает мне мой опыт. Помните? Кто не был, тот будет, кто был — не забудет, — продекламировал майор уже не с угрожающей, а с дружелюбной интонацией. — Очень советую вам держаться подальше от всякой криминальщины, Евгений Иванович. А то будет обидно вернуться обратно за решетку, верно? Кривая дорожка, она ведь как идет? Вот… — Рожков провел пальцем по столу. — По кругу идет кривая дорожка. Не становитесь на нее, молодые люди.
Когда полицейский произносил последнюю фразу, его взгляд переметнулся на ошеломленную Марину.
— Ни на какие дорожки мы не становимся, — пролепетала она. — Мы пришли заявление подать.
— Ах, о пропавшей бабушке? — Рожков ласково и фальшиво улыбнулся, сделавшись похожим на сказочного волка, проглотившего эту самую бабушку. — Стоит ли спешить, подумайте, граждане? Старушки, они ведь какие? Рассеянные, забывчивые. Вечно что-нибудь теряют, путают. Вот собралась, скажем, Ольга Матвеевна в аптеку, а очутилась где-нибудь в лесу.
— Зачем? — изумился Евгений.
— Кто их, стариков, разберет? Грибы вздумалось собирать. Или ягоды.
На щеках Марины расцвели два ярких пятна, похожих на следы от недавних пощечин.
— Вы сказочник или майор полиции? — гневно осведомилась она. — Что за балаган вы устроили, не понимаю! Человек без вести пропал, а вам шуточки. Вот я вашему начальству пожалуюсь.
Лицо Рожкова окаменело, взгляд сделался стеклянным и непроницаемым.
— Начальству, конечно, виднее, — произнес майор бесцветным тоном. — Но оно мое, начальство. Не ваше. И оно меня послушает, а не вас. И вот что я скажу своему начальству. — Соединив ладони, лежащие на столе, Рожков принялся крутить большими пальцами. — Явились ко мне двое. По виду любовники, следовательно, потенциальные сообщники. Встревоженные. Поведение неестественное.
— Почему это неестественное? — возмутилась Марина.
— А потому, — с готовностью повернулся к ней Рожков, — что скрывала что-то гражданка. Вот вы как бы мое начальство, а я как бы докладываю… — Он криво усмехнулся. — Короче, подозрительная гражданка, а сожитель ее — заключенный, только что отбывший наказание за убийство с отягчающими…
— Не было отягчающих! — Евгений даже привстал от негодования.
— А это сейчас не важно, — заверил его майор полиции. — Я ведь с начальством разговариваю, не с вами. Высказываю свое субъективное мнение. А мнение это таково, что сожители попросту прихлопнули старушку, чтобы не путалась под ногами. Завладели освободившейся жилплощадью, дорогой иконой… Корыстный умысел налицо. Как спрашивали древние: кому выгодно? Конечно им, этим двоим. — Рожков, улыбаясь, посмотрел на посетителей. — Лишили несчастную старушку жизни, а теперь спектакль разыгрывают. Надо бы их в следственном изоляторе закрыть. Там они сговорчивее сделаются.
