Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
“Сталин не любил свою мать”, – уверяет сын Берии. Другие, в основном грузины, божатся, что он называл ее шлюхой. Но враги Сталина часто рассказывали о нем истории, выставлявшие его чудовищем. По предположениям психиатров, его смущало то, что в Кеке были слиты образы девы и блудницы, – возможно, поэтому он будет впоследствии относиться к сексуальным женщинам с подозрением.
Приводили ли его в ужас плотские желания Кеке? Возможно, он не любил мужчин, которые встали на ее защиту? Впоследствии он стал склонен к пуританству, но с возрастом это происходит со многими. Мы достоверно знаем только то, что он был воспитан в строгой, лицемерной и маскулинной культуре, но его взгляды на половую мораль в бытность молодым революционером были довольно мягкими, почти либеральными.
Сосо был “предан только одному человеку – своей матери”, – утверждает Иремашвили, который хорошо знал обоих и вовсе не был доброжелателен к Сталину. Скорее всего, они начали отдаляться друг от друга из-за ее саркастической манеры говорить правду в лицо – по словам сына Берии, “она не стеснялась выражать свое собственное мнение по любому вопросу”, – и из-за ее тяги контролировать жизнь сына. Ее любовь, как и любовь самого Сталина к собственным детям и друзьям, могла подавлять, была тяжелой. Мать и сын были сильно схожи – здесь и лежал корень проблемы.
Но по-своему он ценил ее неотступную любовь. Во время Второй мировой войны он добродушно смеялся, вспоминая, как нянчилась с ним Кеке. Он рассказывал маршалу Жукову, что она его “почти до шестилетнего возраста не отпускала от себя”5.
В конце 1888 года, когда Сосо было десять лет, он с триумфом поступил в Горийское духовное училище[18], располагавшееся в красивом двухэтажном кирпичном здании возле нового вокзала. Как ни бедна была Кеке, она не могла потерпеть, чтобы ее сын выглядел нищим среди ухоженных детей священников. “Я… увидел, что среди учеников стоит незнакомый мне мальчик, одетый в длинный, доходящий до колен архалук [кавказский кафтан], в новых сапогах с высокими голенищами. Он был туго подпоясан широким кожаным поясом. На голове у него была черная суконная фуражка с лакированным козырьком, который блестел на солнце”, – вспоминал Вано Кецховели, вскоре ставший другом Сталина. “Маленького роста, худощавый, на нем узкие брюки в сапогах, рубашка, сзади в складках собранная, на шее шарф… сшитая из материи сумка” – так описывал Сталина другой однокашник. Вано был поражен: такой одежды не было ни у кого “ни в нашем, ни в каком-либо другом училище. <…> Учащиеся окружили его” в восхищении. Мальчик из беднейшей семьи был одет лучше всех – настоящий горийский лорд Фаунтлерой. Кто же заплатил за эти прекрасные вещи? Наверняка не обошлось без священников, духанщиков и полицейских.
Одежда одеждой, но страдания воспитали в Сталине крутой нрав. “Из страха мы его избегали, – пишет Иремашвили, – но в то же время нас к нему тянуло”, потому что в нем было что-то совершенно “недетское” и “очень страстное”. Он был странным ребенком: “У Сосо была своеобразная манера выражать свое удовольствие. Когда он чему-нибудь радовался, то щелкал средним и большим пальцем, кричал звонким голосом и прыгал на одной ноге”[19]. Во всех воспоминаниях о детстве Сталина – написанных и убежденными сторонниками культа личности, и его непримиримыми противниками – подчеркивается, что уже в десятилетнем возрасте Сталин обладал необычайной притягательностью6.
Примерно в то же время, вероятно вскоре после поступления в училище, он опять чудом избежал смерти. “Утром я отправила его в училище живым и здоровым, – вспоминает Кеке, – а днем мне его принесли без сознания”. На улице его сшиб фаэтон. Мальчики играли в “труса”, хватаясь за оси проезжающих мимо экипажей. Видимо, так Сталин и получил травму. Бедная мать вновь “сходила с ума от страха”, но врачи лечили Сосо бесплатно – или, возможно, им втайне платил Эгнаташвили. Кроме того, как потом рассказывал Сталин, Кеке позвала деревенскую знахарку, которая по совместительству работала в цирюльне.
Из-за этого случая у Сосо появился еще один – в добавление к сросшимся пальцам на ноге, оспинам и слухам о незаконнорожденности – повод для настороженности и чувства неполноценности, еще один знак отличия. Он на всю жизнь повредил левую руку и, значит, уже не мог соответствовать идеалу грузинского воина – позже он утверждал, что из-за травмы не научился как следует танцевать, но драться мог[20]. С другой стороны, увечье спасло его от призыва в армию и, возможно, от смерти в окопах Первой мировой. Но Кеке волновалась, не помешает ли травма его будущему епископству. “Когда ты станешь священником, сынок, как же ты будешь держать чашу для причастия?” – спрашивала она.
“Не волнуйся, мама! – отвечал Сосо. – До того как я стану священником, рука заживет, и я смогу держать ею хоть всю церковь!”7
Помимо игры “в труса” на улицах Гори было множество опасностей. Город славился тем, что царские власти никогда не могли навести в нем порядок. Так и получилось, что Сосо, хоть и быстро стал первым учеником, вел двойную жизнь: мальчик из хора – и уличный драчун, наполовину нарядный маменькин сынок, наполовину беспризорник.
“Редко выдавался день, – говорит Котэ, сын священника Чарквиани, – когда бы его кто-нибудь не побил (и тогда он в слезах бежал домой) либо когда он сам кого-нибудь не побил”8. Таким уж городом был Гори.
Глава 3
Драчуны, борцы и певчие
Теперь маленький Сталин без присмотра Кеке проводил свободное время на улицах Гори – вольнолюбивого и дикого места, где бал правили пьянство, молитвы и драки.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
