Девушка медленно выпрямилась, в глазах ее нарастал ужас. Крепко прижавшись к стене, опираясь о нее спиной и руками, она сделала неверный шаг к выходу. Потом второй. Ее всю трясло.
— Зря… — бормотал капитан, качая головой. — Зря, Агенея. Зря…
Он протянул руки и, взяв ее лицо в ладони, мягко коснулся большими пальцами дрожащих губ. Потом опустил руки ниже и сомкнул пальцы на горле единственной женщины, которую любил и которая отплатила ему изменой.
Он снова сглотнул слюну.
Море было спокойным, и Эхаден полагал, что с перемещением груза никаких проблем не будет. Носы парусников связали крепче, кормовые части же освободили, чтобы открыть разгрузочный люк барка. Это было довольно рискованное предприятие, поскольку корпуса кораблей могли снова столкнуться по всей длине, раздавив всех, кто оказался бы между ними. Однако Эхаден, посоветовавшись с плотниками, Раладаном и Таресом, решил, что попытаться стоит; чтобы перетащить большие бочки через люки на палубе, требовалось куда больше времени и труда. Спустили обе шлюпки «Морского Змея» и связали их канатами с кормами обоих парусников; сидевшие на веслах матросы должны были следить, чтобы корпуса не приближались друг к другу больше, чем было необходимо. На баке и юте поставили матросов с баграми. Эхаден, не особо раздумывая, приказал проделать дыру в фальшборте каравеллы, напротив разгрузочного люка барка. Для корабельных плотников впоследствии не представляло никакого труда устранить повреждения. Нашли подходящие толстые и длинные балки (пригодились опоры надстройки на носу барка), после чего парусники соединили достаточно прочным и вместе с тем раскачивавшимся вместе с корпусами помостом. Вскоре перекатили первую бочку. С помощью довольно сложной системы тросов и блоков ее опустили в трюм «Змея». Эхаден мог быть доволен. Он передал Таресу руководство погрузкой, Раладану — опеку над кораблем, после чего отправился на корму сказать капитану, что все идет как по маслу. Сначала, однако, он зашел к себе в каюту, желая избавиться от неудобной и уже ненужной кольчуги, а также от меча, который лишь мешал при работе. Он открыл дверь — и едва устоял на ногах…
Девушка в разорванном платье, полуобнаженная, лежала на полу, не подавая никаких признаков жизни. Бедра ее были широко разведены в стороны. Рапис сидел на корточках между ее колен. Задыхаясь от ужаса, Эхаден шаг за шагом обошел его по самой большой дуге, как только было возможно, вдоль стены. Судорожно ловя ртом воздух, он смотрел то на лицо друга, то на слипшиеся от клейкой жидкости волосы на лобке девушки… На лбу у него выступили капли пота.
— Нет, во имя Шерни… — прохрипел он. — Что ты наделал, Рапис… Что ты наделал?
Сидевший на полу поднял на него угасший взгляд. Он медленно раскачивался, вперед и назад…
— Зря она вернулась, — сказал он. — Зачем ты ее привел? — жалобно спросил он. — Ну? Зачем?
Он медленно полез за пазуху и достал большой красный камень. Рубин Дочери Молний, Гееркото.
— Я хотел его сегодня выбросить. Зря… Предметы всегда верны, изменяют лишь люди. Твоя сестра… — Он вдруг замолчал. — Твоя сестра, правда… задумчиво повторил он. — Знаешь, я почти забыл. Забыл, что она — твоя сестра, Агенея.
Эхаден, не в силах прийти в себя, вытащил меч.
— Больше мы не будем вместе ходить по морям, — сказал он. — Не приближайся ко мне. Ты… сумасшедший. Знаешь, кого ты убил? Знаешь, с кем… кому… — Дыхание его участилось. — Она была… — Он выставил перед собой оружие. — Для тебя все кончено, Рапис. Все кончено… Ничего от тебя не осталось, совсем.
Угасший взгляд безумца неожиданно вспыхнул. Рапис вскочил и вцепился в угрожавшего ему мечом Эхадена. Оба рухнули на пол. Какое-то время они пытались бороться, но могучий капитан «Морского Змея» быстро одержал верх. Он вырвал меч из руки офицера, придавил коленом извивающееся тело — и ударил острием, сверху. Эхаден дернулся и вытянулся на полу.
Рапис медленно поднялся.
— Одни предатели, — сказал он, тяжело дыша. — Зря ты это сделал. Не нужно было сюда ее приводить… Измена, всюду измена. И ты ее привел! взорвался он.
Лицо умирающего было бледным, почти белым. Окровавленные пальцы сжимали торчащий из груди клинок.
— Откуда я ее… привел? — тихо спросил он. — Из прошлого?..
Капитан перевел дух.
Эхаден закашлялся, изо рта у него пошла кровь.
— Дурак… — выдавил он. — Посмотри на нее. Ну… посмотри. Разве это может быть Агенея? Ты изнасиловал… убил… ее дочь. Вашу… твою дочь. По… нял? Дочь…
Рапис наклонил голову и пошевелил губами. Дочь…
Эхаден умер.
Капитан стоял над телом.
Он посмотрел на упавший на пол Рубин, потом перевел взгляд на лицо лежащей неподвижно девушки, потом снова на Рубин, на Эхадена, на Рубин, на девушку… Опершись спиной о стену, он тихо, тяжело вздохнул — как ребенок, медленно присел возле лежащей, взял ее на руки, перенес на койку Эхадена и поправил обрывки платья. Девушка вздрогнула и снова замерла. Ее дыхание было неровным и хриплым.
— Я не убил ее, Эхаден. Я хотел… но не смог. Не смог…
Рапис почувствовал головокружение. Он снова склонился над лежащей, но неожиданно потерял равновесие и оказался на полу. Он хотел встать — и рука его коснулась окровавленных, порезанных мечом внутренностей, вывалившихся из-под камзола и рубашки. Он смотрел на них, но не понимал, что видит. Он не чувствовал боли.
Он ничего не чувствовал…
Эхаден умел держать в руках оружие. И отдал его не так просто.
Капитан прикрыл глаза. Потом тяжело перевернулся на спину и, опершись на локоть, посмотрел на изнасилованную девушку.
— Что ты говорил, Эхаден? Что кто… что это кто?.. Повтори, Эхаден. Внезапно он заплакал. — Дочь. Моя дочь… Только теперь уже поздно, Эхаден. Что мы сделали со своей жизнью, Эхаден? А может, кто-то это с нами сделал? Скажи мне, друг.
Он с усилием сел, вытянул руку и осторожно дрожащими пальцами коснулся щеки девушки.
— Ридарета, — сказал он, все еще плача. — Мою дочь зовут Ридарета… Маленькая гаррийская принцесса.
Рапис с трудом встал и, держась за стену, на нетвердых ногах вышел из каюты. Какое-то время он стоял в тени надстройки, затуманенным взором наблюдая, как матросы ловко перегружают бочки с вином с торгового барка. Он долго над чем-то размышлял, наконец крикнул, вернее, хотел крикнуть, но просто сказал:
— Раладан!
Его услышал какой-то матрос.
— Да, господин капитан! — услужливо крикнул он. — Лоцман! Лоцмана к капитану!
Рапис повернулся и пошел к себе в каюту, слабеющими руками придерживая мягкий горячий клубок, скрытый под камзолом и рубашкой. По дороге он еще раз заглянул в каюту Эхадена. Он бросил взгляд на лицо друга, на блеснувший на полу Рубин, наконец долго смотрел на все еще неподвижную Ридарету. Потом двинулся дальше, держась за стену. Он открыл дверь в свою каюту, сделал два неуверенных шага — и упал.
