И теснящий злосчастную логику,
Черные нотные знаки
Несутся наперегонки с огнем».
— Перестань, — пробормотал Мур. — Мы непросили читать.
— Я не читаю, — возразили ему. — Я сочиняю.
Мур повернулся на голос, и кресло мгновенно изменилоконфигурацию. В нескольких рядах от него с подлокотника кресла в проходсвешивались чьи-то ноги.
— Юнгер?
— Нет, Санта-Клаус. Ха-ха!
— Что ты здесь делаешь? Тоже решил вернуться пораньше?
— Ты сам ответил на свой вопрос.
Фыркнув, Мур уселся в прежнюю позу. Рядом с ним ровно дышалаЛеота. Ее кресло превратилось в кровать.
Мур смежил веки, но присутствие Юнгера не давало емувернуться в приятную дремоту. Он услышал вздох и нетвердые шаги, но не открывалглаз, надеясь, что Юнгер упадет и уснет. Но поэт не упал.
Внезапно по салону раскатился торжественный и жуткийбаритон:
— В больнице святого Иа-акова я детку свою отыскал.Холодная, милая, сла-авная лежала на длинном столе…
Мур ударил левой, целя в солнечное сплетение. Промахнутьсябыло невозможно, но удар получился слишком замедленный. Юнгер успел поставитьблок и с хохотом отступил.
Леота села и потрясла головой.
— Что ты здесь делаешь?
— Сочиняю, — ответил Юнгер. — Сам. — Идобавил: — С Рождеством.
— Иди к черту! — буркнул Мур.
— Мистер Мур, я поздравляю вас с женитьбой!
— Спасибо.
— Позвольте поинтересоваться, почему я не былприглашен.
— Мы решили не праздновать.
— Леота, это правда? Старого товарища по оружию непригласили на свадьбу только потому, что он слишком неказист на ваш утонченныйвкус?
Леота кивнула. Она уже окончательно проснулась.
Юнгер ударил себя по лбу.
— О! Я ранен в самое сердце!
— Почему бы тебе не убраться туда, откудапришел? — вспылил Мур. Спиртного там — море разливанное.
— Не могу же я присутствовать на рождественской мессе всостоянии алкогольного опьянения…
— Ты и на заупокойную мессу способен прийти в стелькупьяным.
— Это намек, что вам с Леотой хотелось бы побытьнаедине? Я понял.
Он повернулся и побрел по проходу. Спустя некоторое времяМур услышал его храп.
— Надеюсь, больше мы его никогда не увидим, —хмуро произнесла Леота.
— Почему? Он же безобидный пьяница.
— Безобидный? Он нас ненавидит. Потому что, в отличиеот него, мы счастливы.
— По-моему, он счастлив только в те минуты, когда емутошно, — с улыбкой сказал Мур. — И когда падает температура. Юнгерлюбит «холодный сон», потому что он похож на кратковременную смерть. Однажды онсказал, что член Круга умирает много раз. Потому-то он и вступил в Круг.
Помолчав с минуту, Мур спросил:
— Ты говоришь, более длительный период сна не повредит?
— Да. Никакого риска.
Тем временем на одном из Бермудских островов Рождествовыгнали в прихожую, потом — за порог. Дрожа, как продрогшая собака, стояло оноза дверью, ведущей в их мир. В мир Леоты, Мура и Юнгера.
А на борту «Стрелы», летящей против времени, Мур вспоминалдалекий новогодний бал. Женщина, которую он полюбил на том балу, сидела теперьрядом с ним. Он вспомнил другие праздники Круга и подумал, что мог бы пропуститьих, ничего не потеряв. Он вспомнил «Аква Майнинг», где еще несколько месяцевтому назад работал главным технологом, и решил, что теперь эта профессия не длянего. Все-таки он был прав: цепь времен порвалась, и соединить ее он не может.Он вспомнил свою прежнюю квартиру, где не бывал с тех пор, как вступил в Круг,вспомнил близких ему людей, в том числе Диану Деметрикс, и подумал, что внеКруга у него не будет никого, кроме Леоты. Из его знакомых. Только Уэйн Юнгернеподвластен старению, ибо он — на службе у вечности. Но и он, возможно,решится выйти из Круга, откроет бар и соберет собственный Круг из отбросовобщества.
Внезапно Мур ощутил невыразимую усталость и тоску. Онзаказал призрачному слуге мартини и протянул руку к нише, в которой появился бокал.Потягивая коктейль, он сидел и размышлял о мире, над которым летела его«Стрела».
Надо быть как все, решил он. Мур не знал современного мира —ни его законов, ни искусства, ни морали. Типичный представитель Круга, онреагировал, в основном, на цвет, движение, удовольствие и изысканную речь; егопознания в науке безнадежно устарели. Он был богат, но всеми его финансамиведал Круг. Он располагал только универсальной кредитной карточкой, которая,правда, позволяла ему приобретать любые товары и услуги. Периодически онпроверял свои счета и балансовые ведомости, убеждаясь, что о деньгах можно небеспокоиться. Но все же он не мог избавиться от тревоги, размышляя о своемвозвращении в мир смертных. Наверное, они сочтут его занудой, ханжой, клоуном,каким он выглядел этим вечером. И самое страшное: теперь его человеческаясущность не будет скрыта под лоском Круга.
Юнгер храпел. Леота дышала тихо и ровно. «Стрела» достиглаБермудского архипелага и опустилась на один из островов.
— Прогуляться не хочешь? — спросил Мур жену возлетрапа.
— Извини, дорогой, я устала, — ответила она, глядяна Обитель Сна.
— А я еще не готов.
Леота повернулась к нему. Он поцеловал ее.
— Спокойной ночи, милая. До встречи в апреле.
— Апрель — самый жестокий месяц, — заметилЮнгер. — Пошли, инженер. Пройдемся до стоянки ракетомобилей.
Они пересекли взлетно-посадочную площадку и вышли на широкуюдорогу, ведущую к гаражу. Ночь была прозрачна, словно хрусталь, звезды сверкаликак елочная мишура, а орбитальный бакен — как золотой самородок на дне омута.
— Хорошая ночь для прогулки.
Мур что-то проворчал в ответ. Порыв ветра осыпал его щекутлеющими крупицами табака. Поэт хлопнул его по плечу.
— Пошли в город, а? Это сразу за холмом. Дойдем пешком.
— Нет, — процедил сквозь зубы Мур.
Они двинулись дальше.
