— Слушайте! — Пауль переводил взгляд с одного на другого, пока не остановился на Айрис. — А ты-то сама? Опять будешь менестрелем, который тащит всё, что плохо лежит?
— Естественно. Я всё та же самая Цецилия.
Цецилия вместо Айрис. Куно вместо Штайнхена. Пока это еще куда ни шло, но Бастиан уже начинал всерьез тревожиться, сумеет ли запомнить прозвища остальных товарищей по отряду. Он и настоящие-то их имена едва помнил. Значит, Куно и Цецилия. А Сандра, кстати, назвала себя Дорадеей.
Появление проводника, проверявшего билеты, прервало их разговор. После его ухода никто не стал возвращаться к поднятой теме. Сандра в каком-то оцепенелом забытье разглядывала свои ладони, Штайнхен ел, Пауль, задумчиво улыбаясь, смотрел в окно.
— А Доро, — Бастиан решил нарушить всеобщее молчание, — она что, в самом деле такая суеверная? А то, может, не стоило брать ее в эту поездку?
— Доро считает себя ведьмой. Настоящей, — пояснила Сандра. — По ночам в любом лесу слышны всякие звуки, но у Доро слишком буйное воображение, и ей начинает казаться, что это бродят призраки; потом поднимается ветер, и в его шуме ей слышатся стенания заблудших душ. В прошлом году всё именно так и случилось.
— Ну, тут была и моя вина, — признался Пауль. — В одной старинной книге я отыскал безумно жуткую легенду, записанную где-то в тамошних краях. И вот как-то вечером, одевшись как средневековый бард, я пробрался в лагерь перед заходом солнца и рассказал ее. С тех пор эта легенда не выходит у Доро из головы. Потом она еще книгу прочитала и узнала, что события, о которых идет речь в легенде, разыгрались практически в том месте, где мы проводили игру. Ну да ладно, мне кажется, что с Доро все-таки проблем не будет.
Надеюсь, подумал Бастиан.
— А что это за легенда? В смысле, о чем она?
— О несправедливости, обмане и смерти, — Пауль ставил ударение на каждом слове, — как и многие другие старинные легенды. Не хочешь ее услышать?
— Хочу.
Пауль просиял — похоже, ответ его обрадовал.
— Кто-нибудь возражает?
— Да с чего бы, — пробормотала Айрис. — Я западаю на твои сказки на ночь, а Доро, к счастью, здесь нет.
— Хорошо. Итак, замрите и слушайте, что приключилось здесь в давно прошедшие времена! Легенда, которую я вам расскажу, носит название «Кровавый склеп».
Пауль обвел всех собравшихся в купе пристальным, тяжелым взглядом.
— В давние времена этими землями владел князь фон Фалькенварт, — начал он. — И вот родились у князя два сына. Старший был бастард, незаконнорожденный, прижитый князем со служанкой; младшего же, законного наследника, родила жена князя. Эта женщина славилась своей красотой, но хотелось ей, чтобы всё было по ее воле. Невзлюбила она старшего сына, не нравилось ей, что тот живет в замке. Требовала она от князя прогнать и бастарда, и его мать. Князь уступил и, недолго думая, отослал обоих прочь, не дав им ни денег, ни другого имущества. Ничего у них не осталось, кроме той одежды, что унесли на себе. Так отправились мать с сыном в путь, и будущее, что расстилалось перед ними, было туманным.
Прошло время. Лудольф, законный сын князя, ни в чем не зная удержу и отказа, вырос избалованным, капризным юношей. Незаконнорожденный же сын, Тристрам, бедствовал, просил милостыню, не гнушался и воровством. Его мать умерла, когда ему еще четырнадцати не было, — приступы кашля истерзали ее, и, одолеваемая ими, бедная женщина испустила дух. Самого Тристрама спасала лишь воровская сноровка, в душе же он страстно жаждал справедливости. Его мать не скрывала от сына, что родился он в благородной семье, а потому снова и снова приходил Тристрам к замку Фалькенварт и барабанил в ворота, требуя встречи с отцом, но его никогда не пускали внутрь.
Летели годы. Князь постарел и стал совсем больным. Все вокруг говорили, что жить ему осталось недолго. Услышал об этом и Тристрам. Снова отправился он к замку, которым владел отец, но на этот раз чтобы примириться с князем. Он хотел простить отцу жестокосердный поступок и надеялся получить хоть небольшое наследство, чтобы обеспечить себе безбедную жизнь. Но и на сей раз, как и всегда, стражники, охранявшие ворота, прогнали его.
И вот князь умер. Тристрам знал, что теперь уже никогда больше его не пустят в замок. И все же он попросил нескольких своих друзей проводить его к воротам Фалькенварта, ибо надеялся, что стражники, неизменно прогонявшие его одного, не решатся так поступить сразу с несколькими просителями. Ни один из них не имел при себе оружия: всё это были бедные люди — нищие, жонглеры, крестьяне, которые обычно и не ведали, где им удастся в следующий раз пообедать, не говоря уж о том, чтобы разжиться деньгами, коих хватило бы на покупку меча.
Но стражники снова скрестили пики перед воротами, осыпали бранью Тристрама, обрушили на него удары и пинки тяжелыми сапогами и пригрозили, что бросят и его, и весь пришедший с ним сброд на растерзание псам. Однако на этот раз старший сын князя не захотел безропотно покоряться; он не ушел от стен замка и стал громко кричать, кричать изо всей мочи, надеясь, что брат услышит его.
«Я не хочу ничего от тебя, Лудольф! — восклицал он. — Мне не нужен твой титул, не нужно твое золото и даже твои владения мне не нужны, клянусь тебе! Я хочу лишь помолиться у гроба моего отца и примириться с ним».
Пауль сверкнул глазами, поглядев на Бастиана, словно тот как раз и был одним из упрямых стражников Фалькенварта. В купе было жарко, на лбу Пауля проступила легкая блестящая испарина.
— Через полчаса ворота замка внезапно открылись. Тристрам и его спутники вошли внутрь. Лудольф самолично принял их и велел выставить им мясо, хлеб и вино.
«Наш отец умер в покое и благости, — сказал он, — и я не хочу отказать тебе в праве вознести молитвы у его гроба».
Они разделили трапезу, а когда наступила ночь, Лудольф вызвался отвести Тристрама и его спутников в фамильный склеп.
Пауль сделал паузу. Его глаза блестели, когда он продолжил рассказ.
— Они спустились в подвал замка; трое слуг сопровождали их, освещая дорогу факелами. Но войдя в склеп, Тристрам и его друзья поняли, что оказались в ловушке. Отблески огня, отбрасываемые факелами, осветили доспехи воинов и лезвия их мечей. Верные Лудольфу люди уже дожидались их.
«Ты страстно желал увидеться с нашим отцом, а значит, будешь рад, если я отправлю тебя прямиком к нему», — насмешливо сказал младший брат.
Его солдаты бросились на спутников Тристрама, которые, не надеясь уже ни на что, отчаянно защищались голыми руками. Ужасная сеча разразилась в склепе. Мечи вонзались в тела безоружных людей, алебарды отсекали им головы. Стены окрасились в алый цвет, пол стал скользким от крови; крики умирающих долетали до деревни, лишая ее жителей сна. Через несколько минут люди Тристрама были мертвы, лишь он один всё еще оставался жив.
В отчаянии он схватил меч покойного князя, лежавший на его каменном надгробии. «Мы — братья! — воскликнул он. — Раз уж ты непременно хочешь видеть меня убитым, сразись со мной. Пускай сама судьба решит, заслуживаю я смерти или нет!»
