эту ночь было не до сна, собралось в малой столовой. Женщины вынудили поваров приготовить кофе и легкие закуски: умеренность в еде никогда не являлась сильной стороной иривийского жречества. В отличие от большой столовой, где царила атмосфера строгости и аскетизма, в малой можно было расположиться с максимальным комфортом.
Жрицы сидели на мягких диванчиках в правой части столовой, попивая кофе и встревоженно обсуждая убийство. Большинство дам сходилось во мнении, что это дело рук денейрийского маньяка, несколько недель державшего в страхе всю столицу. Маньяк выбирал наиболее зажиточных горожан, а затем ночью пробирался в их дом и длинным кривым ятаганом вспарывал богачам живот. Ни денег, ни других ценностей убийца не брал. Все, что ему было нужно — внутренности жертвы, которые он развешивал на воротах дома покойного.
Были эти убийства порождением помутившегося рассудка или актом гражданской позиции против зажиточного класса — оставалось не ясно. Полиция до сих пор не могла поймать маньяка.
Больше всего женщин пугало, что сумасшедший преступник может вернуться в Собор — как-никак, но многие жрицы являлись весьма состоятельными особами, и смерть Высшего магистра заставила их волноваться о собственной участи.
Среди дам присутствовали почти все старшие жрицы. Не хватало лишь Теи, не пожелавшей выходить из кельи, и одной пожилой особы, которую попросту никто не потрудился разбудить.
Меган также присутствовала в малой столовой, но предпочитала сидеть не «посреди курятника», как она отзывалась о жрицах, а «рядом с умными мужчинами».
Кураторы обосновались в левой части помещения. Они окружили диванчик, на котором, точно рубин в диадеме, сидела пухленькая красавица Меган. По бокам от нее расположились Баргос и куратор из Гердены. Прочие собеседники стояли. Несмотря на обсуждение чудовищной трагедии, многие кураторы не без греховных помыслов поглядывали на аппетитный бюст рыжеволосой, гадая, имеет ли ее куратор доступ к этому молодому телу? Другие жрицы время от времени бросали недовольные взгляды на Меган, считая ее поведение вызывающим, хотя втайне почти каждая хотела бы оказаться на ее месте.
Мужчины не верили в историю с маньяком и копали глубже, обсуждая, кому могла быть выгодна смерть Аджа Светлого. В отличие от дам, кураторы беседовали вполголоса, с осторожностью упоминая в разговоре имена магистров.
То и дело в столовую приходил кто-нибудь из помощников и приносил свежие новости.
— Нашли кинжал, которым убили Его Высокопреосвященство, — шепотом сообщал один из слуг, шпионивший у комнаты покойного. — Прямо под окном, в кустах. Говорят, отпечатки пальцев стерты.
— Полиция обнаружила в постели Его Высокопреосвященства несколько длинных темных волос, — доносил второй слуга.
Сообщения давали новую пищу для размышлений. Странное поведение темноволосой Теи стало вызывать подозрения. Если поначалу ее уединение списали на излишнюю впечатлительность, то теперь добровольное заточение в келье внушало сомнения.
— Сходи-ка к Ее Преосвященству Тее Валоренг, — говорил куратор Канзы своему помощнику. — Разведай обстановку.
Реакция старшей жрицы Денейрина все больше подтверждала догадки: Тея безостановочно рыдала, уткнувшись лицом в подушку. Жрица еще не понимала, чем для нее обернется трагедия и какая роль ей уготована в этой чудовищной постановке.
Все, что волновало молодую женщину — смерть любимого.
Узнав об убийстве, Тея отказывалась верить в случившееся до тех пор, пока сама (еще до прихода полиции) не зашла в спальню магистра и не увидела бледное окоченевшее тело Аджа. Лишь чудом жрице удалось сдержаться и не броситься на шею возлюбленному. Но после, когда помощница увела Тею в покои, самообладание покинуло девушку. Слезы лились не переставая. Жрица не могла больше сдерживаться, оплакивая гибель возлюбленного.
Несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, Адж был тем единственным человеком, кто по-настоящему понимал Тею. С кем она не боялась быть самой собой, с кем могла показать слабость, рассказать о том, что тревожит. Адж был не просто любовником. Это был друг и учитель. Лишь благодаря нему Тея стала увереннее в себе. Он помогал девушке работать над собой, преодолевать страх и застенчивость, учил противостоять напору, находить подход к каждому человеку. Строгий и отчужденный внешне, в душе Адж был по-настоящему добрым, отзывчивым и мудрым.
И вот сейчас его не стало.
И что делать дальше — неясно.
Пустота и обжигающая боль душили Тею. Жрице было настолько плохо, что иной раз казалось: она не может сделать ни вдоха. Слезы текли по горячим щекам. Тея так и продолжала лежать на кровати, остервенело вцепившись пальцами в подушку и окаменев в этой позе.
* * *
Следующий день стал испытанием для всех обитателей Собора. Сначала найденный темный волос в постели убитого, а затем свидетельство горничной, видевшей как прошлой ночью Тея Валоренг выходила из спальни покойного.
Полиция незамедлительно провела обыск в покоях жрицы. Среди грязного белья был обнаружен смятый носовой платок в потемневших пятнах крови, а в верхнем ящике комода — пачка любовных писем от Аджа. Конверты лежали аккуратной стопкой, перевязанные сиреневой лентой, и лишь одно письмо находилось отдельно от остальных. В нем любовник писал, что более не видит смысла продолжать отношения с Теей. Магистр просил извинить его и, по возможности, никогда более не искать с ним встреч.
Во время обыска Тея стояла, как чумная. Смотрела на происходящее отстраненно, не произнося ни звука. Только дрожала, обхватив себя руками, и все жалась к стенке.
Когда ее уводили в участок, жречество высыпало в коридор, чтобы посмотреть на убийцу. Никто не ожидал, что эта хрупкая скромная девушка не только встречалась с Высшим магистром, но и оказалась способна зарезать любовника, когда он разорвал отношения.
Меган было жаль соперницу. Совсем не таким она видела способ избавиться от Теи. Благодаря Клавию рыжей стало известно с кем спит столичная жрица. И эта информация была хорошим козырем, чтобы припугнуть конкурентку и заставить отказаться от сана Верховной. Но, похоже, не только Меган было известно о тайной связи Высшего магистра и Теи. И этот кто-то решил воспользоваться информацией более жестко, убрав из уравнения сразу две величины. Аджа зарезали, Тею обвинили в убийстве.
Рыжая не слишком верила в официальную версию. Уж больно легко нашлись и улики, и имя виновного. Как будто кто-то специально подстроил все так, чтобы подозрение пало на Тею.
Меган поймала себя на мысли, что ей претит, как другие жрицы обсуждают Тею. Как сплетничают о ней, понося и обвиняя во всех пороках.
«Стервозные клуши, — злилась рыжая. — В вас нет и сотой доли ума, каким обладает Тея. Так и будете кудахтать, пока не сдохнете! Тупые курицы! Только и умеете, что осуждать. Помрете — о вас никто и не вспомнит!»
Меган сама не ожидала,
