такое, когда обед уже закончился, а ужин ещё не начался. Такие передышки для работников кафе выпадают лишь в будни, когда можно самим немного расслабиться и просто поесть.
Двое мужчин лет сорока пяти, один явно азиатской внешности, высокий и широкоплечий, а второй – славянин среднего роста, поджарый, словно гончая, вошли тихо и чинно, сняли плащи в гардеробе, огляделись и заняли дальний столик справа от входа. С одного места здесь хорошо просматривалась почти вся небольшая улица и часть набережной возле кафе, а с другого было весьма удобно наблюдать за входом в само кафе и большей частью полупустого зала.
Следившие за ними официанты, сморщив носы, переглянулись между собой, выжидая, кто из них возьмётся обслужить этих двоих. Никому не хотелось бегать из одного конца кафе в другой только потому, что этим двоим пришла нелепая мысль сесть именно туда. Наконец, старший из официантов, Марик, узнав в одном из посетителей постоянного клиента, сказал: «О`кей» и, взяв меню, отправился принимать заказ.
Павел Андреевич, не раскрывая поданной папки меню, стал диктовать.
– Значит так, один греческий, два грибных жюльена, четыре порции шашлыка свинина-баранина пополам, тарелку хлеба и обязательно три стопки.
– У нас со своим нельзя, – попытался было возразить официант.
– А мы с чужими не пьём, только со своими. Как быть?
Официант стоял молча, не зная, что на это ответить, понимая, что над ним стебаются, но не понимая, в чём.
– Ладно, неси уже, а то смотрю, у тебя файлы не сходятся, процессор завис. Да, и ещё. Я знаю, ты сейчас свои микробулочки притащишь вместо хлеба, так вот сегодня этот номер не прокатит. Берёшь тридцатку и бежишь в любой магазин, но чтобы чёрный хлеб был на столе. Ты меня понял?
Марик кивнул, не до конца понимая, почему именно сегодня нужно делать именно так, как говорят, но почувствовал, что именно сегодня лучше не спорить. Он отдал заказ на кухню, взял деньги из кассы и сам убежал в магазин, ничего не объясняя коллегам. Вернулся он минут через пятнадцать весь мокрый от дождя и пота. Быстро приведя себя в порядок, Марик сервировал дальний столик на троих.
– Он, что, идиот? – спросил азиат своего русского друга.
– Нет, просто он не знает, зачем мы сюда припёрлись, – ответил Павел Андреевич. – Нас будет двое, но я просил три рюмки, – обратился он к официанту.
Марик извинился и добавил лишнюю посуду. После того как он принёс салат, жюльен и хлеб, встав немного в стороне, он наблюдал такую картину. Азиат извлёк из-за пазухи бутылку водки, наполнил три рюмки. Русский накрыл среднюю рюмку куском чёрного хлеба, посыпав на него солью. Затем взяли каждый свою рюмку и молча, не чокаясь, залпом выпили.
– Хороший был мужик Бондаренко, только-только подполковника получил, и на тебе…
– И чего он туда полез?
– Не он полез, срочник4 сунулся, вот Коля и прикрыл его собой.
– Получается, сам не научил, сам и ответил.
– Давай ещё по одной… Вечная память…
Початая бутылка водки встала посреди стола. Марик, прекрасно знавший управляющего, понял, что тот сейчас увидит бутылку в видеокамеру и полезет на рожон. Чтобы попытаться избежать конфликта, он поспешил к бару, объяснить управляющему, что не следует сегодня лезть со своими правилами к мужикам.
Он подошел вовремя. Управляющий как раз вылез из своего закутка и прямиком направился к Марику.
– Ты куда смотришь, не видишь, у них своя бутылка на столе?!
– У них тризна5, нехорошо мешать, неправильно, – с заметным сербским акцентом ответил Марик.
– Неправильно нарушать правила заведения… Ладно, я сам! – жёстко бросил управляющий и направился к дальнему столику.
– Дурак, – буркнул себе под нос официант. – Медведя в берлоге дразнить не так опасно, как русского во время тризны.
Дальше события развивались со скоростью летящего по рельсам железнодорожного экспресса. Никто не слышал, что сказал управляющий, подойдя к столику, и что ему ответили посетители. Но едва он протянул руку к стоящей на столе бутылке водки, как из-за стола вскочил азиат, с лёгкостью подняв свои сто с лишним килограммов веса, схватил управляющего за шиворот и поднял до уровня своего роста, а был он под два метра. Погрозил перед носом управляющего указательным пальцем левой руки, отнёс его на вытянутой руке к выходу и вышвырнул на улицу, как старую ненужную вещь. Потом спокойно закрыл дверь, так чтобы она не хлопнула, и вернулся обратно за столик. Марик в азарте потирал руки, наблюдая за происходящим. Минут через десять к кафе с воем и мигалками подъехал наряд ППС. Управляющий, уже успевший переодеться в чистый костюм (один у него всегда висел в кабинете про запас, на всякий случай, а они иногда случались), выскочил на улицу встречать прибывший наряд. Первыми в кафе влетели два сержанта, следом за ними вошёл старший лейтенант с управляющим. Последний указал офицеру на дальний столик справа от входа и поспешил укрыться за стойкой бара.
– Чё празднуем? – спросил один из сержантов, подойдя к указанному столику, поигрывая резиновой дубинкой, ударяя ей о свою свободную ладонь.
– Зубы спрячь, – не вставая с места, посоветовал ему Павел Андреевич, доставая удостоверение, но ещё не разворачивая его.
– Старший лейтенант Зырянов, – представился командир наряда. – Документы при себе имеются, господин гастарбайтер? – поинтересовался он, глядя в глаза азиату.
Азиат оглянулся по сторонам и, ухмыльнувшись, спросил:
– Где ты тут, лейтенант, гастарбайтера увидел?
– Старший лейтенант, – поправил его полицейский.
– Был, – жёстко продолжил азиат. – Но через полчаса можешь звёздочки лишиться за проявленное неуважение к старшему по званию, а если я хорошо давну, так и вовсе из органов вылетишь.
– Это за что? – удивился старлей.
– За экстремистские высказывания в публичном месте и проявленное неуважение к иной национальности гражданина Российский Федерации.
Джон медленно достал из внутреннего кармана пиджака свой паспорт и так же медленно положил его на край стола возле себя.
– Внимательно смотри сюда и слушай… Караваев Павел Андреевич, полковник спецназа ГРУ, – Караваев развернул своё удостоверение и сунул его полицейскому прямо под нос. – Этих двоих отправляй обратно в машину, бери стул и присаживайся рядом. Поговорим.
Цепким профессиональным взглядом старший лейтенант быстро оценил обстановку и невесело подумал: «Влип…»
– Свободны, – кинул он подчиненным, взял стул и подсел к столику.
Едва Джон поднял руку, как Марик тут же отозвался.
– Что-нибудь ещё?
– Рюмку и прибор полицейскому.
– Мужики, я ж при исполнении…
– А мы где?.. – отозвался Караваев.
– Понял.
– Давай, парень, за помин души Николая, павшего в бою… – сказал Джон, похлопав старлея по спине и убирая обратно свой паспорт.
– Когда? – спросил Зырянов, поднимая стопку.
– Вчера схоронили.
– А погиб?
– Во время ликвидации ячейки террористов, чтоб их земля на себе не держала…
– Подполковник Бондаренко?
– А ты откуда знаешь?
– Я со своими в оцеплении стоял… Вечная память – подполковнику. – Старлей выпил, немного закусил и, извиняясь, сказал: – Этому я скажу, чтобы не лез, но и вы уж, пожалуйста, без хулиганства. Мордой об сырой асфальт любому обидно, даже если он неправ.
– Ну, и ты, сынок, со словами аккуратней, перед тобой тоже не абы кто, а Герой России, – сказал Павел Андреевич, показывая рукой на Джона.
– Не шуми, Паша, ни к чему это… – заскромничал Джон.
Старший лейтенант поднялся, ещё раз извинился за причинённое неудобство и вышел.
– Ладно, ладно, проехали. Но как ни крути, Джон, а придётся тебе внедряться, иначе вербовщика мы не найдём.
– Уволен я вчистую, в сотый раз тебе повторяю, уволен. Никто даже разговаривать не будет.
– А вот это ты зря. У нас бывших не бывает, но это мы потом обсудим. Для меня сейчас важно твоё принципиальное согласие, всё остальное – дело техники.
– Я на контору никогда не работал…
– Как ни странно, я тоже.
– Не понял?
– Я с «красной гвоздикой»6 и в срочную, и после. Вот ведь какая незадача, ты младше меня года на три и давно уже пенсионер, службу забросил – отдыхаешь, а мне говорят, что мне пенсия в гробу назначена – там отдохну. Впрочем, я сам её боюсь,
