любые формы вечеринок.
Я пробовала. Много раз. Больше всего мне запомнился вечер, когда я поцеловала парня, которого никогда до этого не встречала, а его язык содрогался, как слизняк. Через две минуты я помчалась блевать в туалет (и, кстати, промахнулась), а потом сбежала, размазывая улики по стенам. В другой раз, в позапрошлом году, мы с Элоизой зависали с одноклассниками — от их смертельной занудности у меня теперь психологическая травма. Помню ещё день, когда я отказалась от ухаживаний какого-то Шрека, чтобы в итоге не сидеть и не пересчитывать волосы в ухе своего собеседника.
Лучшие вечеринки с Элоизой — пижамные, когда мы укутываемся в её одеяло, слушаем музыку, смотрим сериальчики до утра, сочиняем небылицы, критикуем колледж или лицей, изображаем американских актёров — жертв пластической хирургии, мечтаем об учителе, заменяющем препода французского, — всё это под стройный ряд килограммовых ведёр мороженого.
Ламповые вечера у меня в крови.
Напрашивается вопрос: стоит ли злиться на Элоизу за то, что не пригласила меня к Эрванну?
Да. Она могла хотя бы предложить. Спросить, чем я займусь, пока пол-лицея будет тусить у этого идиота. Клетки моего мозга единогласно решили присудить Элоизе звание Принцессы эгоизма — на её короне бриллиантовый средний палец сверкает ярче звёзд.
Мама с папой пошли в кино — суббота. Он предлагает ей крошки со стола, а она благодарно их принимает. Не понимаю я их отношений.
Я взглянула на экран телефона.
Ни.
Одного.
Сообщения.
От.
Элоизы.
Зеркало в моей комнате и в четверть не такое большое, как у неё, но его хватает, чтобы отобразить катастрофу: меня в тесных джинсах и мой живот, торчащий, как грыжа. Другие джинсы в стирке, к тому же я запустила машинку днём, даже не подумав. Семь часов вечера. Я, конечно, каждые пять минут проверяю развешанные на батарее штаны, но быстрее они от этого не сохнут. Ну не пойду же я к Джамалю в спортивном костюме! А о юбке и речи быть не может — не хочу двусмысленности. Они просто друзья. Не надо никого соблазнять.
Ни-ко-го
В итоге я решилась на юбку и плотные колготки. Уже на пороге я заметила новые записки в прихожей.
Тот же номер.
Тот же красный фломастер.
Посчитав на пальцах, я перепроверила: теперь их десять.
Достав телефон, я создала новый контакт: «таинственный номер».
В понедельник позвоню.
Хлопнув дверью, я увидела маму, тяжело дышавшую после подъёма по лестнице. На ней было узорчатое оранжевое пальто — коллекционная вещичка, привезённая много лет назад из путешествия в Перу.
— Как кино? — Я искала тень печали на её лице.
— Длинное. Я бы этот фильм не выбрала, но твой отец очень хотел его посмотреть.
— И где он, мой отец?
— В редакции. У него собрание.
— Ну конечно! — злобно воскликнула я, даже не подумав, как это глупо.
Вставив наполовину ключ в замочную скважину, мама повернулась и пристально посмотрела на меня.
— Что ты хочешь сказать?
— Ничего-ничего, — затараторила я, помчав шись вниз по лестнице. — Хорошего вечера!
Ступенька, две, три…
— Дебора!
Я замерла. Не хочу слышать, что она скажет.
— У твоего папы сложный период. Пресса сегодня несёт убытки, это всё очень сложно. Будь с ним помягче, хорошо?
Я могла бы покончить с этой ложью, этой надеждой, чтобы мама наконец-то всё разрушила, построила заново — ей нужно только открыть глаза. «У твоего папы сложный период»! Она до жути наивна. Я должна это сделать. Сейчас!
Но я взглянула на неё: на морщины в уголках глаз, на расширенные от растущей тревоги зрачки, на тусклую кожу, на две крошечные складки у рта…
И не смогла.
Я не могу причинить ей ещё больше боли.
И вместо того, чтобы открыть правду, я кивнула, вернулась, поцеловала её в щёку, потому что она так в этом нуждалась, пусть и не любит телячьи нежности, потому что это был единственный способ скрыть моё предательство.
А затем отправилась к Джамалю.
Почему дома богачей всегда такие огромные? Либо дело в неуместном мужском противостоянии (мой дом больше твоего), либо большие пространства — привилегия безбедной жизни. Других объяснений не вижу.
Лестничная клетка широкая, как в музее, а у консьержки чуть ли не целая квартира. Лифт размером с мою ванную, а на пятом этаже вообще всего одна двустворчатая дверь, из-за которой показалась голова Джамаля. Дверь он, однако, приоткрыл едва-едва.
— Быстрее, заходи!
Я проскользнула в квартиру, и Джамаль запер дверь на два оборота.
Не успела я осмотреть огромную прихожую с зеркалами в позолоте, старинной мебелью, вазами, шикарными букетами и тремя коридорами, расходящимися, словно звёздные лучи, как Джамаль схватил меня за руку и силой потащил вдоль коридора, украшенного старыми, потрескавшимися картинами, вычурными столиками и, главное, хрустальными люстрами. Немного растерявшись от такого приёма (его ладонь в моей, ну блин… нет, нет, нет), я последовала за ним, надеясь, что у такого поведения есть достойное объяснение.
Плотный ковёр приглушал наши шаги, мы миновали вереницу закрытых дверей, будуар в стиле рококо, украшенный картинами и тикающими старинными часами, и вышли в гигантскую гостиную. Любуясь кабинетным роялем, на котором не было ни одной партитуры, я отпустила руку Джамаля. Думаю, этим четырём диванам, шкафам с книгами по искусству, скульптурам, вазам и безделушкам просто цены нет.
В центре гостиной, взобравшись с ногами на стул, неподвижно стоял бледный Виктор.
— Смотри, куда наступаешь! — воскликнул он, едва заметив меня.
Говорил он сквозь зубы.
— Если бы тут было опасно, я бы вас не пустил! — возразил ему Джамаль.
Я наконец-то его рассмотрела.
— Тогда почему у тебя весь лоб от пота мокрый?
— Возьми стул и встань рядом с Виктором!
От плохого предчувствия у меня пробежал холодок по спине.
— А вы, случайно, не издеваетесь надо мной?
— Нет, — ответил Джамаль, — мы не такие грубияны.
— В таком случае что вы задумали?
Виктор сжал челюсти так сильно, что изменился в лице. Чем дольше я на него смотрела, тем более синим оно мне казалось.
— Возьми стул! — настаивал Джамаль, подталкивая меня в спину.
— Во-первых, не трогай меня. Во-вторых, у меня был очень фиговый день, и я не в том настроении, чтобы изображать тут аниматора и не двигаться три часа в костюме Йоды, развлекая туристов!
Виктор сжал губы, сдерживая смех. Или же что-то мешало ему засмеяться.
Эти двое меня бесят.
— Короче, Джамаль, выкладывай, иначе я вернусь домой!
Джамаль переминался с ноги на ногу. По-прежнему стискивая зубы, Виктор уговаривал его:
— Ну расскажи, только я уверен, она тут не останется.
Джамаль
