этот момент мои мысли, то смотрели бы на меня как на музейную редкость. А ведь и сегодня в молельном доме можно встретить молодых людей, которые все еще не решаются переступить порог кинотеатра.
Когда погас свет, у меня тревожно забилось сердце. На полотне вспыхнули слова: «Богдан Хмельницкий». Начался кинофильм, посвященный освободительной борьбе украинского народа. Через несколько минут я уже был всецело поглощен событиями, развертывающимися на экране. Особенно мне запомнился такой эпизод. Дьякон спрашивает:
— В Христа веришь?
— Верю.
— Горилку пьешь?
— Пью.
— Истинно христианская душа! — восклицает грузный дьякон.
Я хохотал вместе со всеми.
Ночью мне не спалось. В голове теснились сомнения и страхи. «Не накажет ли меня господь за такой грех? Но ведь это так интересно было!.. Не могу же я еще целый год выдумывать причины, чтобы избегать кино», — оправдывал я сам себя. Но тут же приходила другая мысль: «Ты поддался козням сатаны и должен устоять перед ними».
«Устою, клянусь тебе, господи, устою», — плакал я и засыпал.
Но в кино я все-таки стал ходить.
Однажды меня пригласил к себе подполковник Колесов. Заместитель командира по политической части был широкоплечим великаном, чуть тронутый сединами. Он поинтересовался моими воинскими успехами, похвалил за отличную службу. Потом посмотрел в глаза и тихо сказал:
— Мой Юрка был такой же, как ты, смирный, со спокойными голубыми глазами. А когда началась война, он ушел на фронт добровольцем. Мать — в слезы, а он сказал: «Когда в дом лезут бандиты, нужно брать в руки оружие».
У меня горели уши. Значит, есть и другая правда: оружие брать в руки нужно, когда в опасности дом?
Я спросил:
— А где он сейчас, ваш сын?
Подполковник как будто не слышал вопроса, отвернулся от меня и стал рассматривать большую карту полушарий, висевшую на стене. Потом снова поднял голову:
— Сейчас… он строил бы большие дома, как мечтал в детстве. Только не пришел Юрка с войны. Под Берлином убили Юрку…
…После беседы с подполковником Колесовым я долго не мог уснуть. Но в эту ночь я уже, кажется, не молился.
Замполит часто стал приглашать меня к себе, осторожно заводил речь о религии. Он очень спокойно, толково указывал мне на бессмысленность священного писания.
— Ты только посмотри, Мячин, на тех святых, которые должны быть образцом для подражания. Помнишь рассказ о праведнике Ное, который напился до такого состояния, что развалился голый рядом со своим жилищем? Или вот другой тип из библии — премудрый Соломон. Помнишь, у него было 700 жен и 300 наложниц. Библия нигде не указывает, что эти. женщины были такими же живыми и равноправными существами, как и Соломон. Ну скажи, разве могут быть образцами для подражания такие святые?
— Нет, — признался я.
— А ведь библия считается божественной книгой, словом божьим. Между тем, учит она не совсем хорошим вещам. Наверное, все-таки ее писали люди, как ты думаешь? — спокойно продолжал Колесов.
Возражать ему было трудно, потому что помимо религиозных знаний, которыми обладал я, он знал еще многое такое, о чем я вообще слышал впервые.
Мы засиживались до поздней ночи. Я возвращался в палатку и думал: «Господи, не вводи меня во искушение, дай силы устоять против сомнений, за что ты так мучаешь меня?! Я твой, я весь твой, господи, верни мне прежнее усердие!»
Но прежнего усердия давно уже не было.
Однажды после беседы с подполковником я сел за письмо к руководителю объединенной секты баптистов и пятидесятников в Токмаке Николаю Александровичу Ядыкину. Я спрашивал, можно ли, оставаясь верующим испытывать желание учиться и стать офицером Советской Армии.
Через несколько дней пришел ответ. «Такие желания отделяют человека от бога», — писал мне Ядыкин.
«Где же правда? — ломал я голову. — У подполковника, который гордится сыном, взявшим в руки оружие, или у секты, которая уговаривала меня поститься, чтобы избежать службы?» После долгих раздумий я решил, что спокойно жить и молиться, когда другие платят головой за твою свободу, — это совсем не по-братски. Наверное, подполковник прав.
В то время у меня появился новый друг Ваня Сербин, до армии работавший трактористом под Челябинском. Я давно приметил задумчивого папенька, который тоже проводил ночи над книгами, очень редко ходил в кино. Я не сомневался, что встретил единомышленника.
Однажды, когда он склонился над толстой книгой (библия — мелькнуло у меня в голове), я подошел к нему.
— Что ты читаешь, Сербин?
Он спокойно показал мне книгу. Это был «Капитал» Карла Маркса.
— Интересная? — спросил я.
— Интересная, только трудная, — устало улыбнулся он, — а мозги развивает здорово. Да ты возьми, посмотри, — пододвинул он ко мне том.
Я начал читать первую страницу: «Богатство обществ, в которых господствует капиталистический способ производства, является огромным скоплением товаров, а отдельный товар — его элементарной формой. Наше исследование начинается поэтому анализом товара».
— О чем это? — спросил я.
Сербин задумался, потом неторопливо сказал:
— Эта книга о законах развития общества. В ней рассказывается, почему один строй сменяется другим, почему капитализм рано или поздно отживет свой век и обязательно уступит место социализму…
Меня это заинтересовало.
— Дашь мне потом почитать?
— Пожалуйста, только ты сам не разберешься. Если хочешь, давай читать вместе.
С тех пор мы стали строчка за строчкой овладевать «Капиталом». Это было невероятно трудно. Мы листали философские и экономические словари, обращались за разъяснением к подполковнику Колесову.
Постижение великих мыслей, заложенных в этом труде Карла Маркса, так захватило нас обоих, что мы отдавали этой книге каждый свободный час.
Прошел еще год, прежде чем я решился написать родным о своем сомнении в истинности сектантского учения.
Что было потом! Ко мне посыпались письма. «Ты не достоин называться сыном, — писала мне мать. — Жаль мне тебя, зачем ты оставил бога живого и истинного? Как жестоко твое сердце, опомнись и вспомни Христа!» Подобные письма я получал и от «братьев».
Эти письма разрывали мне сердце на части. Я с ужасом думал о приближающемся сроке окончания службы. Что делать дальше?
Как-то собрались солдаты, разговорились о будущем.
— Я вернусь в свой техникум, буду сельским механизатором, — улыбнулся Виктор.
— А я буду сдавать в индустриальный, — сказал Иван Аношко.
— Мы с Аней решили махнуть на Иркутскую ГЭС…
— А ты куда, Мячин?
«В самом деле, куда? — вертелось у меня в голове. — Снова в общину, простаивать жизнь на коленях, пугать и обманывать доверчивых молодых людей?»
— Я еще не знаю, — ответил я ребятам, но сам уже твердо знал, что возврата к прошлому нет. Разве я не могу приносить пользу, как эти ребята, быть всегда жизнерадостным,
