и на его счету было множество проведенных специальных операций. Поскольку его очень уважали и васкелы, и баракены, группа белых командиров в значительной степени полагалась на его мудрость не только в боевой подготовке и бою, но и в решении внутренних проблем на базе. Вместе с Думбой Катомбелой он составлял часть грозной команды, и во время тех первых боевых выходов я старался впитывать каждую мелочь, которой они могли меня научить.
Позже, после того, как я отобрал и обучил первую разведывательную группу баракенов из роты «А», моими постоянными напарниками по группе стали Ксиватча Шекамбе и Чиманго Каньети. Вскоре я понял, что баракены были одинаково хорошо приспособлены к разведывательной работе, поскольку находились в тех же враждебных условиях, что и васкелы в Анголе. Вместе с ними я провел несколько разведывательных выходов, и сегодня должен признать, что своим выживанием обязан им обоим.
Пара разведчиков («боевая двойка») обычно состояла из одного бушмена и одного белого военнослужащего, поскольку природные навыки и инстинкты представителей местного племени считались критически важными для нашего выживания. Однако большинство бушменов все еще были неграмотны, и их уровень владения английским и африкаанс оставлял желать лучшего. Хотя они могли настроить радиостанцию и передать элементарные сообщения, но составлять донесения или шифровать и передавать сообщения уже не могли. Поэтому было необходимо, чтобы в разведгруппе было сочетание пар бушменов и белых.
В те времена численность разведгруппы определялась практическими соображениями. Мы хотели, чтобы группа была как можно меньше, поскольку штатный разведывательный орган из шести человек считался громоздким и оставлявшим слишком много следов. Группа из четырех человек представлялась оптимальной для ведения тактической разведки.
При необходимости пары могли действовать независимо друг от друга. Например, во время выдвижения к объекту разведки одна пара могла оставаться в укрытии, настроить ВЧ радиосвязь и действовать как в качестве пункта связи и ретрансляции, так и как пункт сбора на случай нештатной ситуации или чрезвычайного происшествия (более известный как аварийный пункт сбора) для подгруппы разведки. Сама же подгруппа, в свою очередь, могла оставить свои рюкзаки в укрытии и выдвигаться к объекту налегке. Между двумя подгруппами поддерживалась радиосвязь на очень высокой частоте (ОВЧ). Если подгруппа разведки не смогла обнаружить цель, она возвращалась в укрытие, и вся разведывательная группа продвигалась дальше в район поиска. Такой порядок действий, называемый «прочесыванием по-гусеничному»,39 повторялся до тех пор, пока не подтверждалось, что противник либо присутствует в районе, либо нет.
За те годы, что я служил в разведотряде 31-го батальона, я неуклонно расширял свои познания о партизанских операциях. Тактика и навыки, необходимые для проведения разведывательных действий, стали второй натурой, и со временем я выработал свою собственную философию и создал уникальную концепцию для подобных операций. Этот тактический фундамент сослужил мне хорошую службу в моей дальнейшей карьере в спецназе и в конечном итоге стал основой уставных положений, которые мы передавали курсантам во время боевой подготовки.
Скрытный вывод и проникновение разведгрупп к цели через враждебные и часто населенные районы оставались сложной задачей, и мы постоянно проверяли новые идеи и разрабатывали способы действий, чтобы попытаться перехитрить противника. Поэтому способы проникновения в район цели были предметом долгих размышлений. Хотя возможность вывода парашютным способом рассматривалась всегда, она никогда не осуществлялась, поскольку бушмены никогда не участвовали в воздушно-десантных операциях и не проходили соответствующей подготовки.
В связи с этим в конце 1979 года меня отправили в Блумфонтейн для прохождения базового курса воздушно-десантной подготовки в 1-м парашютном батальоне — с шестью бушменами. Мы хорошо подготовились, и к моменту начала курса находились в отличной форме. Время, проведенное в Южной Африке, оказалось для них удивительным опытом, поскольку люди из буша никогда не видели ни высотных зданий, ни лифтов, ни эскалаторов. Для большинства из них в диковинку были асфальтированные дороги, а многочисленные магазины и предприятия казались почти непостижимыми. Всякий раз, когда я брал их с собой в город, нам семерым приходилось браться за руки, чтобы держаться вместе, особенно при переходе дороги.
Поскольку это был разгар эпохи апартеида, я старался заранее подготовить их к тому, что их ждет. Но даже я был потрясен тем, как обращались с африканцами продавцы магазинов, проводники поездов или просто люди на улице. Не раз мне приходилось вмешиваться и говорить продавцу, что бушмены со мной, и что я хочу купить для них товары. Это было крайне неловко, поскольку расизм был совершенно чужд базе «Омега», и мне было трудно объяснить им, как подобная система может править в нашем обществе.
Курс воздушно-десантной подготовки бушменам не очень понравился. Хотя физически они были исключительно здоровы, они не смогли пройти тяжелую атлетику и силовые упражнения курса ФИЗО — двухнедельной программы физической подготовки, которая являлась отборочным курсом в Парабат. Я был разочарован, поскольку мы все вместе тренировались в «Омеге», и курс физподготовки дался мне легко. У меня даже оставались время и энергия, чтобы проводить вечера с красивыми девушками Блумфонтейна!
В конце концов, четверо бушменов перешли собственно к прыжкам, но, к моему разочарованию, так и не смогли освоить упражнения по приземлению. Только один из них прошел квалификацию, хотя мы часто позволяли остальным прыгать, когда вернулись в Каприви.
По окончании курса мы возвращались в Преторию на поезде. На станции Джермистон нам нужно было пересесть на другой поезд, и я заранее предупредил их, что наш поезд, городской пригородный, остановится всего на несколько секунд, поэтому нам нужно было пересесть как можно быстрее, и не терять времени со своим багажом. Когда подошел поезд, мы стояли наготове на платформе, и как только дверь открылась, я бросил туда свой багаж и багаж бушменов, а затем шагнул на борт. Двое из них последовали за мной, но когда поезд тронулся, они вдруг решили остаться со своими товарищами на платформе и соскочили прежде, чем двери успели закрыться, оставив меня с половиной багажа в поезде. Когда я выглянул в окно, они стояли, обнявшись, на платформе.
Поскольку весь мой багаж был в поезде, у меня не оставалось иного выхода, кроме как остаться. Я очень волновался, так как знал, что бушмены понятия не имеют, куда ехать, а мы не договорились заранее о запасном месте встречи, как это всегда делали. Сойти мне удалось только примерно через четыре станции. Оставив там багаж у другого солдата, ехавшего в Преторию, я сел на ближайший поезд обратно в Джермистон, но там уже не было никаких следов моих товарищей, и, очевидно, их никто не видел.
В подавленном настроении
