Умоего отца есть сводный брат Юра, он родился во втором браке моего деда. Юра, кстати, сказал мне сразу: если я не напишу в книге ни одного слова о нем, он мне этого не простит. Так вот, пишу.
Он был редким гостем у нас на даче в Зеленом городе. Юра родился в Москве и остается абсолютным москвичом. Он не получил высшего образования: в 1990-е годы появилась прослойка людей, которая решила зарабатывать деньги. Они понимали, как это можно сделать. И не желали тратить пять лет на учебу. Сейчас таких много среди 50-летних – тех, чья взрослая жизнь началась с перестройки.
А Юра еще и прирожденный бизнесмен. Он начал делать деньги еще в детстве: покупал значки в ГУМе и продавал их дороже в родной школе. В 1990-е он выглядел как классический новый русский: малиновый пиджак, тусовки в модных клубах, электронная музыка – он всегда был на гребне волны.
Когда приезжал к нам в Нижний, постоянно нас глумил (это его любимое слово) за нашу провинциальность:
– Вы все тут на феназепаме! – говорил. – А корень провинциальности – эта ваша Галибиха!
В Галибихе, к слову, он ни разу не был.
ПЕРВАЯ КНИГА МОЕГО ОТЦА НАЗЫВАЛАСЬ «ПРОВИНЦИАЛ». И ОТЕЦ ТОЧНО НЕ СТЫДИЛСЯ СВОЕГО НЕМОСКОВСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ.
Не могу сказать, что я испытывала к Юраше (так мы его звали) большую любовь. Наоборот, я жутко ругалась с ним из-за его отношения к провинции. Я была патриотом Нижнего Новгорода, а к Москве относилась настороженно. Мне казалось, провинциальная жизнь – это прекрасно, а столичный новорусский лайфстайл – настоящий кошмар.
Юраша, кстати, ничуть не изменился с годами. Я уехала из Нижнего Новгорода в пятнадцать лет, а он до сих пор припоминает мне мою провинциальность. Бонн, где я жила пять лет, он презрительно называл Глубокий Бонн, намекая на его неспешность и компактность.
Отец тоже был привязан к родному региону и совсем не хотел уезжать в Москву.
Но его звали. Сначала приехал Березовский. Борис Абрамович любил делать вид, что он знает больше, чем все. Не всегда это было правдой. Видимо, и тут, услышав что-то, Березовский решил присвоить победу себе – и приехал в Нижний преподнести отцу его скорое назначение в Москву как свою собственную победу.
Отец тогда неодобрительно отозвался:
– Приехал, как Керенский.
В общем, Березовский отца не уговорил. Отец понимал: во‐первых, он – избранный губернатор. И это крайне нелогично и неуважительно по отношению к нижегородцам – уезжать в Москву через два года после выборов. Во-вторых, ситуация в Москве будет очень тяжелой. Позже, кстати, их состав правительства называли правительством камикадзе. Ну, и в‐третьих, отец думал о том, чтобы избираться в президенты. А стартовать в избирательной гонке с позиции успешного губернатора Нижегородской области гораздо проще, чем с позиции вице-премьера правительства.
Отца уговорила Татьяна Дьяченко, младшая дочь Бориса Ельцина, – она в те годы играла огромную роль в управлении государством (и мы до сих пор пожинаем плоды этого). Она приехала в Нижний Новгород. Я не присутствовала при этом разговоре, но отец потом сам рассказывал: Татьяна начала плакать. Она привела аргумент, против которого мой отец не смог устоять.
– Папа тебе помог, – сказала Татьяна. – А теперь ты помоги папе!
Это была правда: Ельцин действительно помог моему отцу стать губернатором. Да, аргумент был нечестный. Но отец после него не смог сказать «нет».
О переезде моего отца в Москву хорошо рассказывал Михаил Фридман:
– Только что! Вот буквально только что он бил себя кулаком в грудь: «Не уеду в Москву, останусь в Нижнем Новгороде!» А потом включаю телевизор – а он уже в кабинете Ельцина!
Искрометное вице-премьерство отца закончилось довольно быстро – об этом я расскажу в следующей главе. А пока – о том, как я уехала в свою самую сложную эмиграцию.
Я МНОГО РАЗ ПЕРЕЕЗЖАЛА ИЗ ОДНОГО ГОРОДА В ДРУГОЙ, ИЗ ОДНОЙ СТРАНЫ В ДРУГУЮ. НО САМОЙ ТЯЖЕЛОЙ ЭМИГРАЦИЕЙ (А ЭТО БЫЛА ИМЕННО ЭМИГРАЦИЯ) СТАЛ МОЙ ПЕРЕЕЗД ИЗ ЗЕЛЕНОГО ГОРОДА, С ЕГО ЗЕМЛЯНИКОЙ, ВЕЛОСИПЕДОМ И СВОБОДОЙ, В МОСКВУ.
