потрогала плечо и вздрогнула. Ткань закрывала то, что казалось мне ужасным порезом, и я не почувствовала его только потому, что головокружение затмило это.
— Он ранил тебя ножом, — сказал он ровным голосом. — Случайно, когда он падал. Крысеныш даже не знал как обращаться с оружием.
Он говорил с отвращением.
Я вспомнила, как он расправился с теми людьми. Вспомнила мертвое лицо нападавшего, стоящего нос к носу со мной. Меня затошнило.
— Ты убил их.
— Я спас тебя.
Да. Я была благодарна за это. Но я подумала о руке Филиппа, тянущейся к его другу…
Вейл прочитал мое лицо.
— Что? — огрызнулся он. — Ты думаешь, я должен был оставить их в живых?
Я поджала губы.
…Нет. Нет, я не хотела пощады по отношению к ним. Я сокрушалась, что была слишком слаба, чтобы покончить с ними самой.
Я откинула одеяла, но Вейл пересек комнату быстрее, чем, как я думала, может двигаться существо, и вернул их на место.
— Ты не в том состоянии, чтобы вставать.
— Мне нужно работать.
— Три дня назад ты была близка к смерти, — выдохнул он. — Ты останешься здесь.
Мои глаза расширились.
— Три дня?
Как я могла так долго отсутствовать? Я не могла быть вдали от дома…
— Зачем ты собиралась раздеваться для этих людей? — потребовал он.
Что?
Я отмахнулась от этого странного вопроса.
— Мне нужно идти. Я должна…
— Ты никуда не пойдешь. Почему ты просто позволила им сделать это с тобой?
Все в мире сейчас казалось слишком громким и резким, но самым резким было выражение лица Вейла, словно он отчаянно хотел задать мне этот вопрос в течение последних трех дней. На мгновение я мельком увидела ту его версию, которую видела в лесу.
— Как я должна была остановить их? — сказала я. — Это всего лишь платье. Просто тело. Ты бы предпочел, чтобы я отказалась и позволила им убить себя?
Я всегда чувствовала себя оторванной от своего тела, как будто это был странный сосуд, который лишь иногда сотрудничал со мной. В конце концов, оно было моим врагом с самого рождения.
Вейл выглядел потрясенным.
— Ты могла бы…
— Что? Что я могла сделать?
Как только я задала этот вопрос, его рот закрылся. Я проследила за его лицом, когда он понял, что у него нет ответа.
Я моргнула и увидела эти мертвые тела.
— Было ли ограбление преступлением, караемым смертью?
— Изнасилование было бы. Убийство — тоже.
— Они не сделали ни того, ни другого.
— И все же, — прорычал он. — Я убивал других, которые заслуживали этого гораздо меньше.
И я поверила ему.
Я опустила взгляд на себя. Только теперь я поняла, что теперь на мне другая одежда — непомерно оборчатая ночная рубашка, которой, похоже, не меньше ста лет, и которую я никогда не носила.
— Ты раздел меня.
— Я думал, это просто тело, — насмехался он.
Достаточно справедливо. Я и раньше это имела в виду. Но мысль о том, что Вейл увидит меня голой… это было нечто большее.
— Я сохранил твою скромность, как смог, — добавил он.
У меня не было времени думать об этом.
— Мне нужно работать, — твердо сказала я, отчасти обращаясь к самой себе.
Он посмотрел на меня странным взглядом — удивленным? Любопытным?
— Тебя ничего не беспокоит? — сказал он. — Кажется, тебя совершенно не волнует, что ты чуть не умерла.
Я не сказала ему, что я всегда была на волоске от смерти.
— У меня нет времени, чтобы тратить его на бесполезные раздумья, — сказала я.
— Было странно видеть тебя в таком состоянии, когда я нашел тебя. И когда я нёс тебя обратно в поместье. Такая… слабая.
На его лбу образовалась морщинка, намекающая на замешательство.
И это замешательство, в свою очередь, смутило меня.
— Слабая?
— Ты казалась… За то время, что мы знаем друг друга, ты казалась неуязвимой.
Неуязвимой.
Я разразилась смехом, прежде чем смогла остановить себя.
— Что в этом смешного? — спросил он, словно обидевшись.
Я отмахнулась от него.
Конечно, это было смешно, потому что я не могла быть неуязвимой. Я с рождения сама по себе была ошибкой.
Я отодвинула одеяла, несмотря на то, что Вейл вцепился в них. А потом я поднялась слишком быстро и тут же упала.
Он поймал меня прежде, чем я упала на землю.
— Я позволил тебе встать только для того, чтобы ты смогла увидеть какого тебе, — ворчал он. — Видишь? Ты никуда не можешь идти.
— Мне нужно домой.
Я снова попыталась подняться, и снова у меня ничего не получилось. Горячий румянец на моей коже не имел ничего общего с руками Вейла на мне. Казалось, что пол в прямом смысле слова накренился.
Я подавила свое разочарование. Давно не было таких сильных симптомов. Я была настолько занята развитием болезни Мины, что не обращала внимания на развитие своей собственной.
Он насмешливо хмыкнул.
— Домой? Ты не сможешь добраться до него еще как минимум неделю.
Теперь была моя очередь насмехаться.
— Это просто смешно.
— Ты даже стоять не можешь.
— Отпусти меня.
— Я позволил тебе упасть один раз, только для того, чтобы доказать свою правоту. Я бы не хотел делать этого снова. Ты больна, мышка. Слишком больна, чтобы передвигаться.
— Конечно, я больна, — огрызнулась я. — Все болеют.
Но он бросил на меня пронзительный взгляд, заставивший мой рот закрыться.
— Но ты… ты очень больна.
Всего четыре слова, а я услышала в них так много. Мне показалось, что свет пролился прямо на слабость, которую я пыталась скрыть.
Но Вейл был созданием смерти. Стоило ли удивляться, что он учуял на мне ее отпечатки? Особенно сейчас, когда он приблизился ко мне как никогда близко.
— Моя сестра. — Я позволила себе опираться на его хватку, когда поднималась. Даже позволила ему отвести меня обратно к кровати. — Мне нужно…
— Я могу послать кого-нибудь проверить твою сестру.
Мое сердце замерло.
— Вампира?
Возможно, я выглядела немного неуверенной при одной мысли об этом, потому что его пальцы сжались вокруг моей руки, а на его лице промелькнуло раздражение.
— Что? Теперь ты нас боишься?
Только когда я представляла что один из них может приблизиться к моей сестре.
Но потом он, казалось, немного смягчился.
— Есть мальчик, которого я иногда нанимаю для поручений. Я пришлю его. Он совершенно человечный, обещаю.
Я колебалась.
— Я попрошу его проверять ее каждый день, если придется, — добавил он раздраженно. — Если это поможет тебе не бродить в том лесу как идиотка.
Странная эмоция прошла через меня от раздраженной настойчивости его голоса. Почему его это так волнует?
