уж нет! — я встала на пороге своего жилища. — Мою комнату никто обыскивать не будет.
— А ты кто такая? — Яна шагнула ко мне.
— А ты? — я уперлась рукой в дверной косяк.
— Яна, успокойся, это Тина. Она только что приехала. Она — маркиза де Мертей… — миролюбиво объясняла Лика.
— Мертей…А где Арик? — Яна растерянно посмотрела по сторонам.
— Аркадия мы не видели. — словно маленькой девочке втолковывала ей Лика, — Он вместе с вами поехал на день рожденья.
— Он уехал… — глаза Яны наполнились слезами, — мы поссорились. Трубку не берет…
— Яночка, пойдем я отведу тебя домой. Аркадий погуляет немножко и придет. Ты же знаешь…
— А он точно не у этой?.. — Яна сунулась было в мою сторону, но я демонстративно уперлась другой рукой в противоположный косяк.
— Тина приехала час назад. Они с Аркадием даже не знакомы.
Лика обняла Яну за плечи и повела по коридору. Обернулась, помахала мне рукой и подмигнула.
Я понимающе кивнула, хотя ровным счетом ничего не поняла. Сегодня я даже не буду пытаться что-то понять.
Я вернулась в комнату. Собрала рассыпанные карты. Они уже не казались мне холодными. Может все не так страшно? Мало ли что может показаться… Ясно одно — мне срочно нужно отдыхать. Лягу я, пожалуй, спать, пока еще кто-нибудь по мою душу не явился. Только вот текст бы надо повторить — завтра репетиция. Или завтра встать пораньше… Да, так будет лучше. Только вот окно открою, а то душновато.
Я подошла к окну, приподняла штору — оставлю открытой, легче будет утром проснуться.
Я распахнула окно и с наслаждением вдохнула аромат каприфоли, плывущий в спокойном воздухе теплой ночи. Прямо напротив меня висела луна, ярко освещая сад. Луна… Надо будет последить за Ликой, мне очень не понравился ее расклад. И виденье это… Б-р-р! Знать бы, в кого она влюбилась… Может спросить у нее напрямую? Люди, сами того не подозревая, сообщают мне гораздо больше, чем карты. Даже когда болтают о самых обыкновенных вещах.
“Ладно, завтра видно будет. Завтра будет новый день, будет новый, чудесный день…” — твердила я себе.
“ — Да-а-а… такие здесь чудеса творятся, что впору такси до Питера вызывать.” — заметил внутренний голос.
“ — А я тебя не слушаю. Будь ты умный, посоветовал бы мне спать ложиться поскорее.”
“ Это ты и без меня сообразишь. А чем на луну таращиться, ты бы лучше вниз посмотрела.”
По дорожке, ведущей к нашему флигелю медленно шла женщина в белом платье, длинные темные волосы скрывали от меня ее лицо. Кто-то из актрис, наверное, возвращается с дня рожденья. Откуда она взялась? Дорожка хорошо просматривается, я должна была заметить ее раньше. Может вышла из-за деревьев?
Женщина остановилась, озираясь по сторонам, словно не могла понять, где находится. Я по-прежнему не могла разглядеть ее лица. Постояв немного, она сошла с дорожки и исчезла среди высоких кустов, примерно в том месте, где я споткнулась о кенотаф.
ГЛАВА 5. "Ты видела ее?"
Божечки, пол одиннадцатого! Я вскочила с кровати и вихрем помчалась в ванную. Десять минут душ, десять минут добежать до театра.
“А где он, этот театр, — соображала я, яростно намыливаясь, — вчера в темноте ничего толком не поняла. Куда-то влево надо бежать, а потом за центральное здание, если верить мои детским воспоминаниям.
Хлебнув из термоса вчерашнего остывшего кофе, напялила первую попавшуюся под под руку рубашку. Ах, ты черт, юбка моя репетиционная где? Куда я ее вчера пихнула? На репетицию нужна длинная черная юбка — неизменная спутница каждой артистки. Юбка отыскалась в комоде, в куче прочих черных вещей, которые я выволокла из ящика и бросила валяться на полу. Балетки, сумка, текст пьесы в зубы. Рванув щеткой по волосам, я пулей вылетела за дверь, не удосужившись ее запереть.
Путаясь в длинной юбке, скатилась по лестнице, вылетела на улицу и чуть не сбила с ног Вадима, который тихо-мирно брел себе по дорожке.
— Снова вы куда-то мчитесь, а я вас ловлю! — улыбнулся он, подхватив меня под руку.
— Вадим, дорогой, извините, бога ради, я ужасно опаздываю… Покажите, где театр! — взмолилась я, подпрыгивала на месте, а Вадим спокойненько, с улыбочкой за мной наблюдал.
— Вы не опаздываете. Борис Павлович уже предупредил помрежа, что задержится. Полчаса у вас точно есть.
— Уф! Какое счастье! Вот был бы позор опоздать на первую репетицию! Можете показать мне как пройти к театру?
— Есть указатели, — Вадим с улыбкой кивнул на столб с табличками-стрелками, возле которого мы стояли, — но я, пожалуй, вас провожу, если вы не против. Я сегодня никуда не тороплюсь. Вдруг вы опять где-нибудь споткнетесь.
— Спасибо, я очень даже за.
И снова мы идем по дорожке, только сейчас я могу рассмотреть моего провожатого при свете дня. Он действительно красив — высокий лоб, вьющиеся светло-пепельные волосы, строгие, четкие линии носа и подбородка. Только глаза мне не нравятся. Слишком прозрачные, слишком светлые, кажется, они смотрят и не видят.
— Вы совсем не помните усадьбу? — спросил Вадим, видя, как ошалело я кручу головой по сторонам.
— Очень смутно. Последний раз я здесь была лет пятнадцать назад. Помню только живописные развалины.
Мы подходили к главному зданию.
— А что сейчас здесь?
— На первом этаже — конференц-залы. На втором — что-то вроде мини-отеля для участников мероприятий. А третий этаж занимает Борис Павлович. У него отдельный вход и специальный лифт.
— Лифт? В историческом здании? Как же Борис Павлович такое разрешил?
— Когда шли восстановительные работы, он был прикован к коляске. И доктора не давали ни единого шанса, что это когда-нибудь изменится. Поэтому был построен лифт.
Мы обогнули главное здание слева и пошли вдоль пышных клумб и рабаток.
— Никогда бы не подумала, что Каргопольский был прикован к коляске.
Он отлично двигается, сколько я успела заметить.
— Борис Павлович — настоящий феникс. — без улыбки ответил Вадим. — Я только начал работать в Воронинской больнице, когда его привезли после аварии…
— Он попал в аварию?
Вадим кивнул.
— Его состояние было… очень тяжелым. Его привезли в больницу практически без признаков жизни. И я стал свидетелем настоящего чуда.
— Но, вы же… патологоанатом? Или я что-то путаю? Ваша фамилия стоит под заключением… бабушкиным.
— Так и есть. Но я всегда интересовался нейрохирургией. И Борис Павлович дал мне возможность проявить себя в этой области. Впрочем, об этом может говорить только он сам. Но едва ли захочет.
Меня насторожила последняя фраза, тем более, что он произнес ее чуть понизив голос
