Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 31
class="empty-line"/>
А что ещё тебе рассказать, что положить на чашу весов, противоположную той, на которой виснут наши нынешние худые проблемы? Вот и взлетело весовое плечо горизонтального рычага с ними на всю возможную высоту.
Соберись же.
ДИАЛОГ С ПРОСТРАНСТВОМ
Собирательство появилось раньше тебя и меня.
Что найду, то моё. Что найдёшь, то наше. Так и живём.
«Слушай, где в твоём районе такая — Бородина 15?» — звонит внезапно подруга. А я ещё тёплый слепой котёнок, только проснулась. Ничего не помню и знать ничего не хочу.
Где улица? Гугл её знает.
Или вот случай.
Лето, вечер, старинный спальный район. Я и Диана идём по зеленеющей улице, делаем фотографии.
«Какого цвета машина, как вам кажется?» — спросил нас голос из палисадника. Притормаживаем: в палисаднике стоит «Москвич», перед ним задумчиво раскачиваются двое, пенсионеры — он и она, руки в боки.
Набросок пастелью: двухэтажка 1914 года, красного кирпича, палисадник обнесён забором с пиками — внутри него копна высоченных «золотых шаров», солнце, пенсионеры, «Москвич».
Как сказал Владимир Набоков, в каждом человеке в той или иной степени противодействуют две силы: потребность в уединении и жажда общения с людьми, — вот и тянет задать вопрос прохожему, но только из-за забора, чтобы ни вам, ни нам.
— Зелёного, — говорю я.
— Если бы я намешивала этот цвет на палитре, то в зелёный добавила бы немного синего, — говорит Диана.
— Вот видишь, — улыбается пенсионер пенсионерке, — я говорил, что она синяя!
(Не Диана, машина.)
Я осторожно настаиваю:
— Таки зелёного. Мы с высшим художественным, нам можно верить.
Но пенсионеры ни-ни. Сбор информации не решил спора, и пришлось им продолжить и спор, и сбор.
Удивительно это, но так привычно — подтягивать окружающее пространство к решению своих вопросов. У стариков это вообще запросто: назрел вопрос — так спроси, вдруг кто знает, внученька, доченька или сынок.
— Девочки, вы не знаете, когда откроется этот магазин?
Божий одуванчик указывает на обшарпанный фасад — кирпичи да фанера, пыль да тишь.
Какова вероятность того, что случайный прохожий знает ответ на твой случайный вопрос? Он не с этого района, он не знает, что здесь было и что будет, а тем более — когда. Но у стариков непрерывающийся диалог с пространством.
Не синяя и не зелёная? Проходи!
На мосту стоит дуэт скрипачей, отец и сын, не иначе. Энергично играют: по мосту приятно пройти бодрым шагом, поймать взглядом блики на реке. А в коробке перед музыкантами — табличка, номер онлайн-кошелька Сбербанка.
Теперь нищий не нищий, а у всех Сбербанк.
Высшая ступень собирательства с приветствием по имени и диаграммой бюджета.
Я же собираю коллекцию интересных кадров, но никак не могу собрать. Перед лучшими кадрами стыдно обнажить объектив, и стыдно, и страшно, и не знаешь, что говорить.
Недавно видела: стоял мужчина в очках, продавал картошку в красном ведре. И стёкла очков в роговой толстой оправе были точь-в-точь формы и размера клубней в ведре. Мужчина за прилавком, ведро перед ним (у лица) — и очки, словно клубни, лежали поверх всей коричневой картофельной горы, — вот здорово!
Да разве это снимешь?
Да разве устроишь такой стресс пенсионеру, разве всё это объяснишь?
Если он решится на кадр, потом начнёт путать цвета машин, будет тосковать по какому-то недостроенному магазину, потеряет улицу Бородина, не успеет завести Сбербанк онлайн.
Проходи!
Собирательство появилось раньше нас всех. Что нашла, то — ваше.
***
Пятилетний Миша ходит на какую-то хитромудрую «развивашку», а потом делится знаниями:
— Я вам расскажу биологическую математику, и, если вы не поймёте, расскажу пять раз. Не поймёте после пяти — расскажу десять раз. Не поймёте через десять — расскажу пятнадцать раз. Каждый раз на пять раз больше. Только сто раз объяснять не буду.
Ох, Миша, а в стихах про неё можешь?
БЕДНЫЕ МЫ, БЕДНЫЕ
Несколько лет назад я работала художником-ведущим. За ресторанным столом собирались десять-двенадцать человек, перед ними выставлялись холсты, бокалы с вином, выкладывались кисти, краски, закуски. И пока сыр с мёдом и красное с белым «шли на ура», я стояла перед людьми за мольбертом и вела вечеринку — пошагово поясняла, как рисовать картину.
«К моменту, когда закончится вино, на холстах гостей должен быть шедевр».
Бедные мы, бедные, Густав Климт под мерло, за какие-то два часа!
Работала я так недолго. Потому что не могла быть достаточно улыбчивой, достаточно громкой, искромётно шутить, не косить глаза на закуски и быть в тонусе до конца.
Начальница мотивировала: «Если вы не будете улыбаться, я вас больше не приглашу». Я от такого улыбалась всё меньше. Она наставляла: «Вы когда-нибудь были в дорогом ресторане? Нужно быть как те официанты, вспомните, как они обслуживают».
Но я по-прежнему не знала, что делать.
В последний рабочий выход я все-таки подъела после гостей кусочки сыра и фрукты (украдкой почему-то всегда вкуснее). Осталось хотя бы приятное послевкусие от работы.
А вот одна моя знакомая продолжает работать учителем рисования в школе, и не на мелких и податливых птенчиках, а на самом характерном слое (шестой-седьмой класс). Здесь нет родителей между учащимися и учителем, дети за всё отвечают сами.
В начале года эта моя знакомая попросила ребят принести в школу гуашь и краски. Перед уроком к ней подошёл парнишка и твёрдо сказал: «У меня сегодня только карандаш и лист бумаги. И так будет всегда».
И никаких объяснений, записок от мамы, стыдливого переминания с ноги на ногу, опускания глаз. Пусть попробуют одноклассники обозвать его нищебродом — получат в глаз. Хорошо, если не карандашом.
Шедевра не будет.
Недавно я побывала в дорогом ресторане. Мне дали меню и предложили выбрать что пожелаю. А я не смогла пожелать. Рука не поднималась, язык не поворачивался заказать пироженку по цене торта. Даже чужие деньги я пересчитываю хорошо.
Мне привычней иной рацион.
На днях по работе занесло в мой бывший универ, а там — в местную столовку. Табличка над дверью называет её «Комбинат питания», со студенческих лет люблю это место. «Крабовый» салат, котлета, компот. Всё в белых одноразовых мисочках, из такого тонкого пластика, что он сгибается от веса бумажным листом.
Такое умиление на меня напало, когда кассирша трижды за время пробивания чека назвала меня «солнышком». Неулыбчивую, взрослую (от слова совсем) меня — солнышком! И я засияла.
Такая забота иногда возникает со стороны, внезапная нежность.
В ресторане тарусского пансионата «Серебряный век» в августе 2017-го дежурила очень болтливая официантка. Мы, постояльцы, её негласно все
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 31
