дан и поставлен господином над тобою». Двадцать лет спустя, зимой 1792/1793 года, Петр Римский-Корсаков почти в тех же выражениях наставлял свою дочь, 24-летнюю Елизавету: «Чти, уважай и люби мужа и будь ему покорна; помни, что он глава в доме, а не ты, и во всем его слушайся»[26].
Избиение жен по-прежнему было широко распространено среди дворянства. Степан Багров проделывал это всякий раз, когда выходил из себя; так же поступали и другие дворяне. Н. В. Капнист, человек образованный на западный манер, но неудачно женившийся по велению матери, стал настоящим семейным тираном. За беспорядок в доме, даже за плохо приготовленную еду он не только бранил жену «самыми гнусными словами», но и бил собственноручно и прилюдно. Наталья Пушкарева разыскала в архивах сотни дел, относящихся к концу XVIII — началу XIX века, с безуспешными прошениями женщин о разводе по причине физического насилия[27]. Обвиненный в 1828 году женой в избиении и жестоком обращении военнослужащий майор Кушев не отрицал факта такого поведения, однако утверждал, что бить жену — его законное право и никто не смеет ему в том препятствовать. Однако новый акцент на семье и домашнем благополучии принес с собой язык, на котором уже можно было выразить недовольство. В петиции с просьбой о вмешательстве властей Кушева основывала свой протест против дурного обращения на новом понимании достоинства материнства: она умоляла мужа вести себя подобающим образом по отношению к «матери своих детей»[28]. Анна Керн (в девичестве Полторацкая), увлекавшаяся романтической литературой и впоследствии прославившаяся как одна из возлюбленных Александра Пушкина, пошла еще дальше. Эта женщина, считавшая, что «глубокая привязанность есть условие почти обязательное» в браке, «где судьбы тесно переплетены друг с другом, где два сердца бьются, так сказать, единым порывом», была глубоко несчастна в своем вынужденном браке со стареющим генералом. Муж оказался человеком не только грубым, но и, по словам цензора Александра Никитенко, «недоступным смягчающему влиянию ее красоты и ума»[29]. Не желая больше терпеть этот брак, после восьми лет совместной жизни она убедила мужа дать ей развод.
Расширение сферы
Хотя «семейная жизнь» и считалась приличествующей женщинам сферой самореализации — так же, как в Европе и США, — в России она простиралась далеко за пределы дома и домашней работы. Подчиненное положение женщин, закрепленное в законах и в повседневной практике, сочеталось, хоть и не всегда гладко, с законным правом владеть и распоряжаться недвижимым имуществом, и субъектами права были не только незамужние и вдовы, но также и женщины в браке. Жены могли покупать, продавать, заключать контракты, что для Европы было явлением исключительным. В XVIII веке права русских женщин на собственность только укрепились — ушла в прошлое тенденция XVII века к ограничению женского права наследования. Безусловно, законы о наследственной собственности по-прежнему отдавали предпочтение наследникам мужского пола. Однако при этом закон от 1731 года, отменявший петровский принцип единоличного наследования, не только разрешил дворянам передавать землю во владение вдове или дочери, достигшей брачного возраста, но и наделил женщин полными правами собственности на свои поместья.
Указ от 1753 года закрепил раздельное владение имуществом в браке и предоставил замужним женщинам свободу распоряжаться этим имуществом без согласия мужа. После этого многие знатные семьи старались закрепить за своими дочерьми право собственности на землю в виде приданого. В таких случаях женщина несла всю ответственность за сбор податей, поставку крепостных рекрутов и выполнение прочих повинностей, связанных с владением землей. В последующие десятилетия женщины активно отстаивали свои законные прерогативы, претендуя на наследство и на распоряжение имуществом в браке. В таких случаях суды нередко выносили решения в пользу женщин, что можно считать свидетельством широкого признания женского права на собственность. Число женщин, покупающих и продающих поместья, также резко возросло после 1753 года, и в итоге к кануну эмансипации женщины контролировали треть земельных владений, находившихся в частных руках[30]. Побывав в России в начале XIX века, Марта Вильмот с удивлением услышала, как юные кокетливые барышни толкуют между собой о продаже земли и покупке крепостных крестьян. «Полная и безоговорочная власть, которую русские женщины имеют над своим состоянием, дает им весьма замечательную степень свободы и независимости от своих мужей, какой не знают женщины в Англии», — отмечала Вильмот в 1806 году [Wilmot 1971: 271].
Многие дворянки, как в качестве жен, так и в качестве самостоятельных землевладелиц, брали на себя полную ответственность за управление имением. До 1762 года, когда обязательная служба была отменена, дворяне были обязаны служить государству десятилетиями. Даже после 1762 года многие дворяне остались на службе, предоставив женам управлять их имуществом самостоятельно. Так, например, графиня Екатерина Румянцева управляла семейным имением, пока ее муж состоял на военной службе в царствование Екатерины Великой. Судя по ее недовольным письмам, такое положение казалось ей обременительным. Однако другие, по всей видимости, с удовольствием применяли свои управленческие таланты, причем не обязательно в отсутствие мужей дома, и добились значительных успехов. Наталье Грот ее мать запомнилась как деловитая и энергичная хозяйка, обеспечивавшая доходность имения. По словам дочери, она, зная о расточительности и рассеянности мужа, помогала ему вести домашние дела и сокращала расходы[31].
Рассказы и свидетельства того периода изображают многих дворянок не только искусными домохозяйками, но также умелыми и расчетливыми коммерсантками, которые лично занимались финансовыми делами поместья и знали, когда купить, а когда продать. Их современники, очевидно, рассматривали эти роли и области дворянской сферы деятельности — домашнее хозяйство и управление имением — не как противоречащие друг другу, а как взаимодополняющие. Мужской сферой, закрытой для женщин, была служба государству (исключение составляло назначение Екатерины Дашковой президентом Академии наук). В качестве управляющих недвижимостью женщинам приходилось вступать в контакты с местными и центральными властями и участвовать в судебных процессах. Учитывая беззаконие, царившее в провинции, и то, что в руках этих женщин находился контроль над их живой собственностью, управление имением часто требовало твердости и даже безжалостности. Заботы, связанные с управлением имуществом, часто оттесняли родительские обязанности на второй план. Несмотря на распространение новых взглядов на материнство, отдельные примеры свидетельствуют о том, что лишь редкие дворянки посвящали себя воспитанию детей; эту задачу матери возлагали на крепостных нянек, а затем на гувернанток и гувернеров.
Как же совмещались законные права замужних женщин как владелиц собственности с их супружеской обязанностью безоговорочно повиноваться мужу? Английская путешественница Марта Вильмот считала, что владение собственностью значительно расширяет права женщины в браке: «Здесь возможность женщины распоряжаться своей собственностью серьезно препятствует намерению мужа тиранить или
