она и побежала к воде.
— Ну и удружил ты мне, Семка. Лучше бы я тебе не говорил про трусы.
— А чего же она: «Боишься утонуть?»
Пошли мы с Семкой подальше, где густые заросли, и поменялись трусами. После чего я шел к реке смело.
Я нырял, плавал баттерфляем, кролем, брассом. В общем, показал, что кунцевские кое-что умеют. На обратном пути Олеся попросила у меня палочку. Я с удовольствием подарил ей палочку.
— Хорошенькая, — сказала Олеся И стала ею по лопухам дубасить. Босоножки свои она несла в руках и чуточку прихрамывала (наверное, на колючку наступила). А еще я заметил у нее на подбородке розовое пятнышко: Я тихонько спросил у Семена:
— Она ударилась?
— Нет, — шепотом ответил Семен, — это от скрипки мозоль.
Гошка с Виленом шли чуть впереди и о чем-то разговаривали.
Ну вот, на сегодня все…
Привет вам.
А. Костров.
Сельмаг
Как поживаете, городские жители, Юрка Хлебников и Иван Гусев? Вот и еще один день каникул наступил. Что принесет он нам?
Иван, ты мне писал, что Юрка по телевидению выступал. Как это я проглядел? Юрка теперь небось нос кверху задерет. Ну пусть задирает, а мы вешалку из его носа сделаем. Что, трудно вам было написать об этом? Я бы ребят пригласил, посидели бы у телевизора, послушали бы, как он там в хоре на весь Советский Союз ноты длинные вытягивает. Я вам обо всем пишу, а вы утаиваете. Ладно, я вам это припомню.
Иван, скажи Юрке, что он мне надоел со своими вопросами про ПШИК-1. Делать его осталось немного. Вот только достану плоскостные и транзисторные диоды, несколько полупроводников, мультивибратор — и тогда все, чудо к нам придет на своих ножках. Если вы сумеете где-нибудь достать эти детали, то напишите мне — здорово облегчите дело. А не достанете, ничего, обойдусь. Что-нибудь придумаю самостоятельно. Безвыходных положений не бывает.
Иван, ты просишь расшифровать слово «полиглот». Это дело несложное — в иностранном словаре говорится: полиглот — это значит «многоязычный». Вот и мой аппарат будет многоязычным чудом. Мы с ним еще наделаем шороху!
Ребята, вы спрашиваете меня, что стало с теткой-самогонщицей? Мы иногда встречаем ее, но редко. При встрече она отворачивается и платком физиономию от нас закрывает. Не хочется ей нас видеть. Теперь она, наверное, всех нас считает своими врагами. «Тромболифтит» у нее, по-видимому, прошел. Ха-ха! А ну ее, эту тетку. Лучше я вам про сельмаг расскажу.
Мы тут с ребятами воздушного змея задумали смастерить. Возле магазина есть небольшой дворик, там мы и бумагу раздобыли. Шли мы по улице и завернули в этот дворик посмотреть; что там находится. Смотрим, чья-то свинья с поросятами расхаживает по двору. Хрюкает, из бумаги макулатуру делает. Поросята пятачками под сельмаг подкапываются. По всему двору бочки разные разбросаны, от селедочных разносится такой запах — хоть помирай. От капустных тоже затхлостью несет. Разные бочки валяются: и из-под масла, и из-под повидла. Семка долго глядел на бочку из-под повидла, потом нашел щепку и давай со стенок соскребать остатки и в рот запихивать. Когда я увидел это, у меня даже мурашки по спине пошли. «Ты что, с ума сошел? — спрашиваю. — Посмотри, сколько мух там ползает!» А он губы ладонью вытирает и говорит: «Вкусно зато».
В самом углу двора, на земле, лежал огромный рулон бумаги. Мы сразу же прикинули, сколько школьных тетрадок могло бы получиться из этого рулона. Бумага мировая валяется под открытым небом. Жалко ведь.
Посовещались мы на сельмаговском дворе и тут же пошли к заведующему, чтобы он распорядился прикрыть бумагу чем-нибудь от дождя, клеенкой или досками (тары во дворе разной навалом).
Бумагу, которую мы для змея взяли, Семка держал под мышкой…
Прошли по узкому коридору.
Заведующий сидел за столом, у, маленького окошка с решеткой. Какие-то бумаги возле него лежали, а сам он на счетах что-то подсчитывал: может быть, прибыли, а может, убытки. (По-моему, все же убытки. Какая тут может быть прибыль, когда в школьные тетрадки масло заворачивают.)
Места в его кабинете с гулькин нос. Тесно. Я подумал: «Как он, такой толстый, к своему столу пробирается?»
Над ним, на полках, какие-то коробки лежали. Тут же стояли пирамидой; до самого потолка, оцинкованные ведра. Заяц, пластмассовый, розовый, в мешке с солью сидел. Шляпа заведующего (соломенная) висела прямо на картине «Аленушка».
Разглядываем мы все это молча, а заведующий почувствовал, что кто-то вошел к нему, и, не поднимая головы, спросил:
— Кто там?
Мы сделали шаг вперед. Вилен первый начал:
— Товарищ заведующий, мы к вам…
Заведующий перестал гонять колесики на счетах. Взглянул на нас.
— Кто такие? Зачем пришли? — спросил он сердито.
— Там, на дворе, бумага лежит в косую линейку, — сказал Семен, — целый рулон. Неужели вы в нее продукты заворачивать будете?
— Ну будем, а что?
Семка робко спросил:
— А не жалко?
А он, знаете, что ответил?
— Жалко, — говорит, — у пчелки… — И захихикал.
Тогда я ему, сказал:
— Вы бы хоть навес какой-нибудь сделали. Пропадет ведь бумага.
— Все у вас? Или еще какие вопросы есть?
— Есть, — говорю, — не можете вы нам сообщить, откуда бумагу к вам завозят?
— Ну, с базы, а что?
— А где эта база находится? — спросил Вилен.
Директор стал что-то быстро писать на клочке бумаги и протянул ее мне.
— Тут адрес и фамилия завбазой. А теперь дуйте отсюда! Некогда мне с вами заниматься.
Только мы шагнули за порог, он вдруг окликнул нас:
— Стойте! Что это у тебя там, под мышкой, — спросил он Семена. — Что стащили? — и показал на свернутую бумагу.
— Мы не стащили. Взяли немного для змея.
— А ну положи на стол. У нас с бумагой дефицит. Твоей же мамке крупу не во что будет завернуть.
Гошка положил бумагу и пробурчал:
— Я скажу ей, что вы о ней заботитесь.
— Э-э-э, да вы не те ли дружинники-самозванцы, которые под суд подвели Настю Фролову за самогон?
Я обрадовался, когда услыхал это, и говорю:
— Это мы.
— А ты не сын ли агронома?
— Сын, — сказал я.
Он на меня пристально взглянул.
— Откуда ты такой бойкий взялся в наших краях?
— Из Москвы мы приехали, — говорю.
— А за нос свой не боишься, москвич? Вдруг оторвут его невзначай.
— А кто оторвет? — спросил я.
— Найдутся. Этот оторвут — другой не вырастет. — Заведующий загадочно улыбнулся и вернул Семке бумагу со словами:
— Ладно, дружинники, возьмите эту бумагу.
Ушли мы от него, но на базу
