И Туранов пошел на незнакомца.
Он был в ярости. Он решил при свидетелях исколотить худосочного визитера так, чтобы его родная мама не узнала.
Нет, этого мало. Туранов обязан стереть поклеп кровью, переломами – вторженца надо изувечить… Туранов считал, что Немесов пока еще шутит. Однако Немесов должен увериться, что в нем нет ни капли гомосячной мерзости, – иначе Туранову конец.
Он мог потерять то, что у него уже есть: богатство, статус, уважение.
В России геям жизнь не жизнь…
Увидев приближающегося Туранова – который сейчас походил на разъяренного медведя, – гость и сам преобразился. Его левый глаз поплыл вверх по черепу, нос изогнулся, а лицо стало чрезмерно ассиметричным и страшным – как у уродов из детских сказок.
Он взмахнул мотком – будто бросал крошки голубям, – и тот плавно и стремительно развернулся.
Проволока воткнулась в грудь Туранова – над сердцем. Прошила лопатку и вышла из спины.
Гость резко дернул рукой вниз – словно ударил хлыстом. Железо разрезало туловище Туранова по диагонали.
// В айсе убивают людей.
Было больно. Ярость улетучилась.
Туранов прижал ладони к ране, судорожно вздохнул. Сквозь пальцы проступила кровь.
Затем он обернулся, сделал шаг к супруге – и рухнул как подкошенный.
В падении он лбом задел край журнального столика. Стеклянная столешница лопнула и посыпалась на шкуру. Металлический каркас откатился к занавескам.
Мех тут же окрасился смесью крови и коричневой дамианы.
– Простите, но теперь я уже не могу вас отпустить…
Роза закричала.
Немесов хотел подняться – но не успел.
Убийца хлестнул мотком – и полетела проволока. Отрезанная голова Немесова, кувыркаясь, упала на спину Туранова.
Обезглавленное тело завалилось обратно на диван. Накренилось и соскользнуло на колени Виктории.
Кровь из сонной артерии била фонтаном. Она мигом залила ноги и грудь Виктории.
Она ничего не понимала: недоуменно разглядывала ровный срез и улыбалась. Постепенно на ее лице проступало осознание ужаса происходящего.
Роза бросилась к Туранову. Она отшвырнула с его спины голову Немесова. Попыталась перевернуть тяжелого мужа – потянула за руку.
Но рывком – она лишь расширила рану. На мех вывалились кишки, почки, печень и даже легкие.
Роза держала ладонь Туранова – и в ужасе не знала, что делать.
Убийца вздохнул – и снова взмахнул мотком.
Постоянно меняющая свою толщину, будто живая, пульсирующая, – проволока вошла в одно ухо Виктории и вышла из другого. Насадив голову – убийца дернул вбок и разрубил череп Виктории на две части.
Носовой хрящ отлетел к противоположной стене. Виктория умерла мгновенно.
Роза вцепилась в руку мужа, соображала медленно.
Она смотрела на органы и думала, что рану надо зашить, – иначе занесется инфекция. Она не понимала, что Туранов убит.
И она словно нарочно подставила под удар шею… Убийца хлестнул.
Но тут его сшибло – движение сорвалось. Убийцу швырнуло к выходу.
В дверном проеме показался крепкий юноша двадцати лет в заляпанных берцах и сером свитере. Со свежими ссадинами на лице и фингалом под правым глазом. Он был на голову выше убийцы и в полтора раза шире.
Не заглядывая в гостиную, Костя рванул к убийце.
Пару разу ударил кулаком в висок. Затем схватил за грудки, приподнял и – хорошенько оттянув голову – врезал лбом по носу.
Послышался треск. Страшная физиономия убийцы стала совсем кошмарной.
Костя отпустил – и убийца ничком осел на пол. Привалился к стене.
Надо было наподдать ногой, чтобы наверняка, – но тут взгляд Кости привлекла покореженная входная дверь. Двухсантиметровая сталь была изрублена – и кучей металлолома лежала на полу.
// Нет двери, которая остановит айсу.
– Что за?.. – побормотал Костя.
Взгляд его заметался, он нахмурился.
Побежал в гостиную.
Роза ничком распростерлась на Туранове. На ее спине недоставало части платья и куска плоти от низа левой лопатки до плеча и шеи.
Коса отрезана. Сквозь алую кровь белели очертания костей…
Убийца застонал, завозился – и медленно, опираясь на стену, поднялся.
Держась за висок, вошел в комнату.
Костя стоял над родителями, затылком к убийце. В руках он держал голову Немесова – растерянно ее разглядывал.
Она казалась ему бутафорской. Отрезанные головы никогда не валялись на полу его гостиной. А эта лежала как тыква на Хэллоуин или футбольный мяч…
Тяжелая. Из нее лилось – и Костя размышлял, чем ее набили.
На маму с папой он старался не смотреть. Ведь то, что находилось там, – попросту не могло существовать.
Очки на лице Немесова чуть съехали – но даже сейчас на них не было ни пятнышка. Костя поправил их.
Убийца сплюнул, рукавом свитера вытер вымазанные кровью глаза.
Щурясь, взмахнул мотком.
Проволока насквозь пробила живот Кости – правее пупка, в области печени.
Костя сжал зубы и вытаращил глаза. С силой прижал к себе Немесова – как утопающий, который вцепился в спасательный поплавок.
Убийца хотел дернуть рукой и разрубить Костю пополам – как Туранова. Но тут его взор прояснился.
– Ах, Томас! – воскликнул он. – Да чтоб тебя!.. Это же сфера!..
Убийца уронил моток. Проволока сразу же перестала двигаться и менять толщину. Она превратилась в обычный кусок железа, похожий на тонкий изогнутый прут.
От шевеления оружия в ране Костя вздрогнул. Затем его мышцы расслабились, глаза закатились – и он мягко упал на тела родителей.
– Ай-яй-яй… – сказал убийца. – Ай-яй-яй! Герр Эдвард меня точно убьет… Ну, Томас, ты натворил…
Он подбежал к кровавой груде.
Лицо убийцы приняло изначальный вид: глаз опустился, нос распрямился. Томас – так звали убийцу – оглядел Костю. Затем покрутился – словно надеялся найти пластырь или бинт.
Однако вокруг – лишь трупы, портреты монархов, купидоны и дорогая мебель.
Томас осторожно схватил крицу – айсайцы так называли проволочный моток – и медленно вытащил прут из живота Кости.
Костя не очнулся и не пошевелился – как будто умер. Однако Томас знал, что парень жив, – ведь сфера еще не исчезла.
Свитер Кости быстро окрашивался красным. Рана казалась чрезвычайно серьезной.
Дело плохо, – подумал Томас. – Ну почему у меня всегда так, а?.. Ну как я мог не заметить?.. Черт тебя дери! Дурак! Дурак! Мало тебе влетает.
