— Именно это — впервые. Артур — он очень любит антуражность разного плана, и каждый свой показ старается сделать зрелищным и необыкновенным. Но вообще они любят игры с ножами, иглами, порезами и даже кровью… — снова разворачивая девушку к себе спиной и прижимая к груди, шёпотом проговорил Егор.
«Они»… Хм, занятно… А вот Егор — он, интересно, только наблюдатель или активный участник всего этого?! Возможно, сегодня он в «зрительном зале» лишь только из-за неё? Только ради «экскурсии»? А уже завтра, или когда у них следующая «вечеринка», он будет принимать самое активное участие во всех этих «показах»?! Это пугало, но так притягивало и завораживало, что Алёнка потеряла дар речи, полностью растворившись в эмоциях и впечатлениях.
«Монах» тем временем перехватил кинжал, опустив его лезвием вниз, будто играя своим клинком. Чуть отведя руку назад, он рывком опустил нож на спину девушки. Но едва кончик лезвия коснулся лопатки девушки, как рука мужчины остановилась, и нож медленно и плавно заскользил по коже, оставляя тонкую красноватую полоску на её спине.
Доведя нож до поясницы, «монах» снова вскинул руку высоко вверх, и снова также резко буквально воткнул клинок на этот раз уже в другую лопатку девушки, рисуя новую линию сверху вниз, пересекая уже краснеющую полоску на её спине.
В этот момент в зале раздался глухой стон и послышался звук разбитого бокала, упавшего на пол из чьих-то дрогнувших, видимо, рук. Эти звуки словно вывели из оцепенения Алёнку, и она быстро зашептала, чуть повернувшись к Егору:
— Я не понимаю, Егор… Неужели ей совсем не больно? Она даже не стонет, не вздрагивает — как она может всё это терпеть?! — только сейчас Алёнка осознала, что девушка на самом деле словно окаменела: если до начала «представления» она вся буквально извивалась, то и дело прогибаясь в сторону «монаха», то с первого прикосновения клинка к её коже она ни разу не двинулась, и, казалось, даже не дышала.
— Она знает, что у неё нет права даже вздрогнуть сейчас. И даже если её руки будут не привязаны, она никогда не сделает ни одного лишнего движения.
— Почему?! — изумлению Алёнки не было предела: она своими глазами видела, как девушка стоит, не шелохнувшись, но совершенно не понимала, как и почему она может так стоять…
Егор пояснил, не отрывая глаз от пары в центре зала:
— Потому что рука Мастера может дёрнуться вслед, и травмы могут быть гораздо серьёзнее, чем она получает сейчас.
— Обалдеть… — прошептала Алёнка, — Вот это у неё выдержка… Какая же у неё сила воли… Но она же это всё чувствует? Она же не под наркозом? — внезапно сомнения одолели Алёнку, и она снова обернулась к Егору, пытаясь посмотреть ему в глаза.
— Конечно нет, — коротко и твёрдо ответил Егор, — Она всё чувствует, только все её крики, стоны, страсти и желания бурлят внутри неё, дожидаясь момента, когда можно будет их показать.
— Это какое-то сумасшествие… — как-то потерянно прошептала Алёнка, не в силах подобрать слов переполнявшим её эмоциям.
— Мы можем уйти в любой момент, — проговорил Егор, чуть отстраняя девушку от себя.
— Нет-нет-нет! — горячо запротестовала Алёнка, Просто мне очень трудно контролировать свои эмоции. Давай, пожалуйста, останемся! — просительно и торопливо зашептала она, — Я буду хорошей девочкой. Правда. Постараюсь… — смущённо добавила она, прижимаясь к груди Егора своей спиной.
Гл4Уже через мгновение она заворожено смотрела на сцену. Там, в полной тишине притихшего зала, «монах» подошёл к столику, до поры оказавшийся без внимания зрителей, оставив распятую на кресте девушку совсем одну и повернувшись к ней спиной.
Отложив клинок, «монах» взял в руку белоснежную салфетку и пузырёк с какой-то жидкостью и, обильно смочив салфетку, вернулся к своей партнёрше.
Едва он прикоснулся влажной салфеткой к порезанной спине девушки, как она тут же резко дёрнулась, и теперь, словно какая-то пружина внутри неё распрямилась и позволила ей двигаться, девушка буквально ожила: она протяжно застонала и стала извиваться, сильно вздрагивая, от каждого прикосновения салфетки к её коже.
Алёнку поразило то, как уверенно, резко и хладнокровно всего каких-то несколько мгновений назад «монах» управлял острым лезвием ножа, рассекая кожу на спине девушки, и как сейчас он трепетно и нежно обрабатывал порезы на её спине. В каждом движении мужчины сквозила нежность и забота. И это всё было настолько интимно и эротично, что Алёнка прониклась моментом, словно ощущая на своей собственной спине влажные прикосновения салфетки, смоченной специальным раствором.
Довольно быстро девушка перестала так остро реагировать и извиваться, постанывая, от каждого движения руки мужчины, и лишь вздрагивала, тяжело дыша и прикрыв от наслаждения глаза.
Бросив почти сухую уже салфетку на столик, «монах» одним ловким движением подцепил ткань, прикрывающую небольшой поднос, лежащий на столике, и взору зрителей открылось множество небольших пластиковых футляров с цветными наконечниками.
Взяв в руку один из футляров, «монах» снял защитный колпачок.
Алёнка невольно вздрогнула: в руках мужчины оказалась обычная медицинская игла, которыми врачи делают уколы, прикрепляя их к шприцу.
Подойдя вплотную к девушке, «монах» оттянул немного кожу на её спине, сжав её двумя пальцами. Проткнув кожу с одной стороны, «монах» на мгновение замер, и вот уже острие иглы вышло с другой стороны оттянутой кожи девушки. Он надавил на кончик иглы, проталкивая её до конца, и в это же время провёл свободной рукой по обнажённой груди девушки. Алёнке показалось, в этот момент девушка застонала и отреагировала на прикосновение мужчины гораздо сильнее и ярче, чем даже за мгновение до этого на прокол иглы…
Алёнка, как заворожённая, наблюдала за «монахом» и его быстрыми, ловкими пальцами. Он брал всё быстрее и быстрее всё новые иглы со своего подноса, превращая спину девушки в какое-то подобие подушечки для булавок. Иголочки спускались вниз, к самой пояснице девушки, совсем близко от краснеющих полос, оставленных острым клинком кинжала.
И вот в какой-то момент поднос вдруг опустел, и на столике рядом с ним осталась лежать лишь груда пустых колпачков.
Это была какая-то нереальная, запредельная красота: иголочки ложились в ряд одна к другой, создавая неповторимый узор и завораживая одним своим видом…
«Монах» отступил на шаг назад, любуясь своим «творением», и лёгкая улыбка удовлетворения мелькнула на его лице.
Затем, взяв со столика небольшой моток тонкой атласной ленточки, медленными, уверенными движениями он стал буквально «шнуровать» спину девушки, зацепляя алую ленточку за основания иголок, слегка натягивая каждый раз конец ленты и расправляя «узор».
На самой пояснице алая ленточка была превращена в милый, аккуратный бантик, и буквально в тот же миг в зале раздались громкие аплодисменты.
«Монах», мгновение помедлив, повернулся лицом к залу и чуть склонил голову, сведя руки крест-на-крест на груди.
