— Вот что ты сейчас делаешь, а? Сказал — будь незаметной подстилкой. Ты прогибаться должна. Молча. А ты свой рот раскрываешь, и всем похотью разум туманит.
Мужчина разжимает пальцы и отталкивает меня ладонью.
Молча.
Отходит в сторону и скрещивает руки под мощной грудью.
— Приведи себя в порядок и переоденься.
Я захожу в небольшую комнату. Там у хозяйки дома тазы стоят и утварь для уборки. Я умываюсь в полутьме крохотной комнаты. Вода прохладная, таз на полу стоит. Но мне этого хватает. Потом беру чёрную одежду и голову платком повязываю. По двери кулаком грохочут.
— Выходи давай. Время вышло! Не на бал собираешься!
Приходится торопливо выпорхнуть из комнаты и из дома. Зверь в кадке огромной ручищи омывает. Они у него, как в моих кошмарах, по локоть крови. Краем глаза отмечаю, что по улице того бандита проносят. Он головой еле дёргает, но красным лицо залито, руки висят безвольно. Мне кажется, что ему недолго жить осталось, даже если он ещё жив.
По телу волна ледяная прокатывается.
Я под защитой Зверя — сам сожрёт, но другим не позволит.
Глава 18. Арина
Похороны проходят быстро. Как на ускоренной перемотке. Не знаю, как так быстро всё удалось организовать. Но яма для могилы уже вырыта. Дед лежит в гробу. Вытянувшийся во весь рост. Я уже и забыла, какой он высокий. Но после смерти он снова напоминает о былой силе.
Местные молча провожают процессию на небольшое кладбище. Уже и крест вытесали, и табличку приготовили. Остаётся только гроб в могилу опустить и пару комьев земли кинуть.
Деревенские парни ждут. Стоят, опираясь на лопаты. Молчание такое, что слышно, как мухи в жарком воздухе жужжат.
— Арин, ты эт… самое. За документы не беспокойся, — едва слышно говорит Никольский Михаил Валентинович, наш участковый. — Всё будет сделано в лучшем виде.
Я оборачиваюсь на участкового. О каких документах он говорит? От мужчины едва заметно несёт перегаром и взгляд мутный. Держится он так же, с опаской поглядывая на грозные фигуры бандитов. Их много. Кажется, даже больше, чем деревенских. Оно и понятно.
На похороны сунулись только самые близкие и самые любопытные, которым всё нипочём. Вроде Кристины. Девка совсем стыд потеряла — голову не платком повязала, а шалью чёрной с красными маками.
— Какие документы, Михаил Валентинович?
— Ну, такие… — снимает фуражку, отирая пот со лба. — Свидетельство о смерти. Всё сделаю. Оформлю.
Я беспомощно гляжу в лицо мужчины. Красноватое, с выступившими жилками. Перевожу взгляд в сторону, показывая глазами на бандитов.
Участковый вздыхает. Треплет меня по плечу.
— Соболезную, Арина. Хороший мужик был твой дед. Но все мы там будем рано или поздно… — наклоняется, говоря еле слышно. — Лучше поздно, Арин. Жить-то хочется!
Участковый отходит. Вот и всё.
Жить-то хочется всем. Каждому, кто глаза опускает, и взгляд в пол прячет. И видят же все — произвол, беззаконие, но молчат. Языки поглубже засовывают.
Бросаю комья земли на светлую крышку гроба. Прощаюсь с дедом.
Деревенские сразу же за работу принимаются. Закапывают могилу лихо и быстро. Потом все уходят. Растворяются и спешат попрятаться по домам. Переждать нашествие грозных бандитов, чтобы потом жить, как ни в чём не бывало.
Я остаюсь у насыпанного земляного холма. Простой крест деревянный. Несколько строчек. Имя, дата рождения и смерти — вот и всё.
— Пусть земля ему будет пухом. Порадовала ты его, внучкой побыла — пора и честь знать, — участковый, Михаил Валентинович, снова подошёл и не торопится уходить.
— В смысле «внучкой побыла», Михаил Валентинович? — недоумеваю я.
— Теперь, наверное, можно уже рассказать, да? — усмехается мужчина. — Неродная ты ему. У Попова сын был, женатый. К отцу своему разве что раз в год приезжал. Однажды под Новый Год решил приехать. С женой и дочкой. Но выехали неудачно. В непогоду попали. Буран. Замело сильно. На машине не проехать. Видно. Решили пешком дойти пару километров и заблудились. Мы тогда, как помню, навстречу пошли, чуть буран стих. Сын и жена его замёрзли насмерть. Девочку долго искали. Далеко от родителей нашли. Девочка едва живая была. Обмороженная сильно, но выходили. Для деда твоего словно вторая жизнь началась. До этого выпивал он хорошенько, но потом как отрубило…
— И что с этого? Я знаю эту историю о том, что родители в буране заплутали и замёрзли.
— Ага, — соглашается участковый. — Заплутали. Только девочку потом нашли. Позднее. По весне тело оттаяло. Родная внучка Попова в тот буран замёрзла насмерть.
— С чего вы взяли? — злюсь я. — Вы всё выдумали!
— Нет, Арина. Я внучку Попова всего один раз до того видел. Но только никаких пятен родимых у неё не было, — усмехается Никольский. — Я деду сразу об этом сказал. Но дед твой упёрся, что ты — его внучка. Хорошо так упёрся…
— Скажите лучше, заплатил! — догадываюсь я.
— Ну, не без этого… — не тушуется участковый. — Остальные деревенские якобы не в курсе. Но слухи, сама знаешь, бродили…
— А со второй девочкой что стало?
— Да мёртвая она была. Приписали как ещё один висяк. Сколько таких, — машет рукой участковый.
— И зачем вы мне всё это рассказываете? — не выдерживаю я.
— Ну, вроде как совесть моя теперь чиста, — оправдывается участковый.
Прощается. Оставляет меня одну. Рядом только свора головорезов. Зверя среди них нет. Он бы не разрешил мне так долго на могиле сидеть и болтать со знакомыми. Ризван разрешает.
— Попрощалась? — спрашивает кавказец. — Пошли. Зверь ждать не любит.
Казалось, время было раннее. Но понимаю, что уже за полдень, когда в деревню возвращаемся.
— Ризван! — перед нами словно из-под земли вырастает Дамир. — Зверь злится, что девки его так долго нет.
— Привёл уже. Собираетесь?
— На низком старте. И… — мужчина подходит к Ризвану и что-то тихо ему говорит.
— Хорошо.
По лицу Ризвана не понять, о чём ему сообщили. Но едва мужчина отходит, Ризван «радует» меня.
— Зверь тебя в бане ждёт. Без трусов чтоб к нему пришла. И лифчик тоже не надевай.
Глава 19. Арина
Без трусов.
Ком противный сглатываю. Паникую, пятясь спиной. Кавказец меня настигает и встряхивает.
— В обморок не падай только. Иди, оденься, как сказал. И шуруй в бане. Быстрее придёшь — целее будешь!
Мотаю головой.
— Нет-нет-нет!
