Нет, это неверно. Она хотела показать, что она лучше.
Я скрывала свой стыд под личиной гордости. Вот что я делала. Так ведь, Господи? Как Ева, прикрывшаяся фиговым листком. Просто я хотела спрятаться.
В пасхальное утро Нора зашла в гардеробную и стала выбирать себе платье. Сначала надела черное, но подумала, что Энн-Линн понравится такое, которое напоминало бы о весне и Христовом Воскресении. В конце концов, она остановила свой выбор на белых брюках и розовой, с перламутровыми пуговицами блузке, поверх которой она надела зеленый пиджак и накинула длинный шарф с пятнами желтого, розового и зеленого цвета. К лацкану пиджака приколола брошь в виде венка из золотых листьев с сидящими на них жемчужными жучками. Посмотрев на себя в зеркало, Нора осталась довольна — выглядела она великолепно, даже шикарно.
Можно отправляться.
Фред одобрил ее выбор. Едва он увидел ее на ступеньках лестницы, его глаза засияли. Когда она сошла вниз, он поцеловал ее.
— Прекрасно. Ты само совершенство.
Это слово пронзило ей сердце. Совершенство. Уж не в этом ли кроются ее проблемы? Не к этой ли цели она всегда стремилась? К совершенству во всем. Она должна была идеально выглядеть, быть идеальной, иметь идеальных детей. Сколько же дров она наломала в своем стремлении к совершенству!
Я притворщица. На богослужении в церкви Нора не могла отделаться от мысли, что с детских лет стремилась быть лучше других. Бабушка Элен ожидала от нее совершенства, правда Нора знала, что нельзя перекладывать всю вину на нее. Бабушка Элен сама была несчастной и всех вокруг себя делала несчастными.
Точно так же поступаю и я. Разница лишь в том, что дедушка Рейнхардт уходил в Димонд-парк и просиживал там на скамейке, а мои мужья сбегали от меня. Я клялась, что не буду такой, как моя бабушка, и стала именно такой. Несгибаемая, решительно идущая своим путем, ожесточавшаяся, если что-то не получалось, вечно недовольная жизнью, желающая держать всех под контролем, всеми манипулировать… Я не хочу больше быть такой. О, Господи, не хочу, но как мне изменить себя? О, Господи, я больше не знаю, что делать. Помоги мне, умоляю, помоги!
После богослужения Фред подошел поговорить с пастором, а Нора удалилась в дамскую комнату. Когда она возвратилась оттуда, пастор Берни улыбнулся ей и протянул для приветствия руку. Он сказал, что был очень доволен, когда снова увидел ее в церкви, и она тоже не стала скрывать своей радости. Потом Нора набралась храбрости и сказала:
— Извините меня, пастор Берни, я вела себя просто ужасно.
Не отпуская ее руку, он положил на нее свою ладонь:
— Все прощено.
— В следующий раз я послушаюсь вас.
Нора и Фред молчали, пока ехали по холмистой дороге в Окленд. Фред включил записанную на CD легкую оркестровую музыку, от которой Нору тошнило. Фред был явно чем-то озабочен. Неужели он беспокоится, что она опять скажет или сделает то, отчего всем станет плохо?
— Прекрасный день для праздника, — сказал он, когда они свернули на Фрутвейл-авеню. Синее небо, яркое солнце. Да, великолепный день для праздника в саду.
О, Господи, помоги мне справиться. Помоги! Помоги!
Со скоростной автострады Фред повернул на дорогу, бегущую через холмы, и на вершине одного из них, откуда начиналась улица, где жила Энни, Нора увидела щит с надписью: «Служба охраны порядка микрорайона». Она удивилась, уж не было ли это обманом зрения, но заметила, что дома вдоль дороги стали выглядеть намного опрятнее, чем раньше. Лужайки были подстрижены, нигде не валялся мусор. В доме, что стоял напротив дома ее матери, сняли решетки с окон.
Нет, дома Энн-Линн, поправила она себя. Наверное, будет лучше, если она станет так думать.
Перед домом была припаркована машина Корбана Солсека. На подъездной дорожке стояли еще несколько машин: «сатурн» Энни, старенький «фольксваген» Сьюзен Картер и видавший виды «понтиак». У Энни сегодня полон дом гостей.
А сам дом!
Нора присмотрелась. Никаких темных потеков на стенах, болтающейся водосточной трубы и облезлых карнизов. Домик сияет свежей розовой краской, а бордюры выкрашены в белый цвет. Новая крыша, ухоженная трава на лужайке возле дома, а перед ним аккуратно подстриженные кусты камелии и азалии. Ветви сливы усыпаны пышными бледно-розовыми цветами, в висячих горшках на парадном крыльце красуются розовые и пурпурные фуксии. Даже белый заборчик справа от подъездной дорожки отремонтирован и покрашен, так же как и гаражный навес.
— У Энни было много работы. — Фред улыбнулся, открыв перед Норой дверцу машины, и помог ей выйти.
— Очень красиво. — Нора не сразу заметила все перемены. Когда они с Фредом подошли к крыльцу, она увидела на его ступеньках горшки с белой и розовой геранью. Здесь же стояли два плетеных кресла рядом с таким же столиком и множество растений в глиняных горшках, обвязанных белыми ленточками.
Над кнопкой звонка рядом с распахнутой дверью висела небольшая карточка с надписью: «Входите!»
В гостиной никого не было, если не считать сидевшего на своей жердочке попугая.
— Что делать? — повторял он, качая головой. — Что делать?
Из радиоприемника, висевшего около кресла-качалки Лиоты, доносилась современная христианская музыка. Ковры сияли чистотой, блестела отполированная мебель. Над каминной полочкой появился портрет Лиоты в молодости. Нора глубоко вздохнула, и у нее перехватило дыхание, когда она вспомнила, какой красивой была ее мать в молодые годы.
На полочке справа от камина, в изящной вазе из белого мрамора с бронзовыми украшениями, стояли сирень и нарциссы. Нежный аромат этих цветов наполнял комнату.
— Наверное, все уже в саду, — заметил Фред.
Нора кивнула, перевела взгляд на кухонное окно, откуда был виден сад, и восхищенно вздохнула. Сад был похож на чудесную страну цветов. На Нору снова нахлынули воспоминания, и на мгновение ей показалось, что волна печальных сожалений вновь накроет ее. Однако это переживание тут же уступило место беспокойству другого рода. «Я должна улыбаться ради Энн-Линн», — напомнила себе Нора.
В саду она увидела тех, кто пришел в гости к ее дочери: Корбана Солсека, Сэма и Сьюзен Картер вместе с их родителями, Арбу Уилсон, Хуаниту Алькала и Лин Сансан с детьми. У каждого из этих людей была причина плохо думать о ней. Разве она сама не думала о них плохо? Ей потребовалось все ее мужество, чтобы спуститься вслед за Фредом с заднего крыльца, выйти в сад и предстать перед ними.
— Мама! Фред! — воскликнула Энн-Линн, поднявшись со своего места им навстречу. Нора никогда раньше не видела свою дочь такой красивой, хотя на ней были выцветшие голубые джинсы и старенький свитер бледно-желтого цвета. Копна рыжеватых кудряшек, разрумянившиеся щечки. Наверное, она немало времени проводит на солнце, поэтому ее кожу покрыл золотистый загар. Ее голубые глаза светились радостью.
