жалуют. Особенно тех, кто хоть чем-то их обидел. У духов земли долгая память. Многие в этом убедились.
— А почему они сюда не спускаются?
— Им здесь нечего делать. В пещерах никогда не было ни солнца, ни трав, ни деревьев.
— Значит, горные духи — выдумка?
Тут подал голос смотритель:
— Нет. Видно, горные духи — более компанейский народ. Да ведь мы у них ничего и не отбираем. Наоборот, наполняем их жилище сокровищами.
Итис накинул на плечи меховой плащ и вышел из дома. Впервые за четыре месяца прекратился снегопад. Низкие серо-лиловые облака застыли в ожидании. Разреженный воздух, несмотря на черноту ночи, был удивительно прозрачен. Над долиной нависла тишина. Не мягкая, уютная тишина снежной зимы, а пугающая, настороженная тишина, от которой в ушах стоял пронзительный звон.
— Потеплело, — произнес Хранитель и вздрогнул, услышав, как резко, неприятно громко прозвучал его голос. Он запахнулся в плащ, поднялся с крыльца на сугроб и по утоптанной в снегу узкой тропке направился к Святилищу. Снег пронзительно хрустел при каждом шаге. Итис слышал, как, трескаясь, распадаются кристаллы снежинок. Ведущая на плато длинная лестница была погребена под снежной толщей, только две-три ступени еще выступали из сугробов, само же Святилище было тщательно очищено от снега. В этом Итису помогал ветер. Но сейчас и он улетел в горы отдохнуть после долгих дней тяжелого труда. Хранитель был в Святилище один. Он обернулся к долине, улыбнулся приветливо желтевшему в окнах его дома свету и посмотрел на юг.
Итис не испугался, когда плато дрогнуло под его ногами. Темнота отползла на север и там сгустилась в чернильную непроглядность. Зато на юге сквозь лиловую вату туч пробивалось багровое зарево. Небо охватывал гигантский пожар. Он быстро распространялся, и через мгновение весь горизонт был охвачен пламенем. Земля, будто от страха, мелко дрожала. Красные отсветы плясали на искрящемся снегу. Белый мрамор постаментов потеплел. Алые лужи растеклись по темному граниту пола. Приподняв полы одежд, Хранитель начал медленно подниматься на скалу в центре Святилища. Он впервые после стольких лет ступал по высоким темным ступеням — ведь этот камень принадлежал жрице Единого. Но сегодня он, Итис, будет служить богам. И поэтому его место здесь. Со скалы Хранитель все так же бесстрастно смотрел на медленно, но неотвратимо надвигающуюся огневую тучу. Он ожидал знак. Но ничего не было. Все та же тишина, судороги земли. И багровый свет, окрасивший все вокруг в цвет крови. Но если внизу, в долине, и на плато небо разлило алую кровь живых, то его камень сочился густой, черной кровью мертвых. Итису стало не по себе. Он поежился, но тут же упрекнул себя в малодушии. Он не позволит страху испортить последнюю службу.
Вдруг Хранитель почувствовал легкий знакомый толчок в спину. Ветер! Ветер вернулся из гор! Вот он, знак. Глубоко вздохнув, Итис сбросил плащ, поднял вверх руки и хлопнул в ладоши. И ветер, как много раз до этого, заструился прозрачной, упругой волной. Хранитель запел. Так он не пел никогда: сейчас не нужно было сдерживаться, думать об осторожности, об обряде, о жрецах, о том, как бы не погубить их своей неистовостью. Теперь он свободен и может наконец-то сам говорить с богами. Он ни о чем их не будет просить. Своих желаний у Хранителя почти никогда не было, теперь же и о чужих просьбах можно было забыть. Боги так долго танцевали для него! И вот настал его черед. Он вернет им все, чем они его одарили.
Как легко на сердце! Придите же и взгляните на мой танец! Веселые боги и ты, Единый, послушайте мою песню! Жрица была права, он так горяч, огонь, пылающий в моем сердце! Сегодня я выпускаю его на свободу.
Безмолвие рухнуло, как стена. Пышущая жаром туча заволокла небо. Воздух накалился. Снег с шипением таял, превращаясь в плотные клубы пара. Глухой рокот вздымающейся почвы утонул в грохоте камнепадов. Громовые хлопки лавин сотрясали воздух. Мир рушился. Горы трескались и со стоном оседали в разверзшуюся бездну. Скалы разлетались каменными брызгами. Из самых недр земли сочилась лава. Небо наливалось огнем, тяжелело, впитывая испарения. Наконец, не в силах больше удерживать их в себе, оно со стоном разверзлось. Хлопья раскаленного пепла падали на землю, погребая под собой Раэнор.
“Когда же они решили, что все готово и опасаться больше нечего, то дождались ночи и ворвались в королевские покои, безжалостно изрубив преградивших им путь стражей. Служанок и двух придворных дам заперли в комнатке рядом с гостиной. Королева не спала. Она услышала звон мечей, стоны и крики и поняла, что мятеж начался. Она оглянулась на запертую на засовы дверь спальни, подозвала принца и его пажа и велела им поменяться одеждой. Обняв сына в последний раз, она несколько раз изо всей силы ударила его кулаком по лицу. Потом крепко схватила пажа за руку, выбежала вместе с ним на балкон и бросилась вниз. Когда дверь от ударов разлетелась в щепки и мятежники ворвались в спальню, они обнаружили только окровавленного плачущего ребенка. Бросившись им под ноги, он умолял пощадить его, кричал, что пытался спасти принца, своего господина, но что королева его жестоко избила. Он ничего не мог поделать! Госпожа убила и себя, и сына, бросившись вниз со страшной высоты. И точно, во дворе замка, под балконом, лежали два трупа с раздробленными черепами. Мальчишку отпустили, убедившись в правдивости его слов”. — Ирлинг отложил рукопись. — Ай да принц! — хмыкнула княгиня.
— А королева какова! — воскликнул секретарь.
— Да, королева Риан была решительной женщиной, — в задумчивости протянула Элен. — Она хотела, чтобы ее сын выжил и отомстил.
— А паж, госпожа? — снова взяв в руки рукопись и пробегая взглядом следующие страницы, укоризненно спросил Ирлинг. Княгиня молчала. Не дождавшись ответа, секретарь взглянул на госпожу. Она, будто прислушиваясь, приподнялась на подушке. Ирлинг растерянно наблюдал, как еще больше бледнеет и покрывается испариной ее лицо, как руки сжимаются в кулаки. Тяжело дыша, княгиня выдавила:
— Зови Дию!
Ирлинг вскочил, отшвырнул рукопись и, не глядя на разлетевшиеся листы, бросился к дверям. У выхода он обернулся:
— Держись, госпожа! Я мигом!
Элен с утра было не по себе. Она силилась подавить беспокойство, но не помог ни бузинно-зверобоевый отвар, ни долгая прогулка после завтрака. Она только отняла у княгини силы, так что Элен пришлось лечь. Ирлинг вызвался развлечь госпожу чтением. Поначалу она еще следила за сюжетом, но вскоре ее внимание отвлекли странные ощущения: Элен казалось, что пол едва заметно трясется
