звонок.
Неизвестный номер.
Алло?
Это был па. Бабушке стало хуже.
Конечно, в те прекрасные, меланхоличные дни позднего лета, она была в Балморале. Он повесил трубку, у него было много других звонков, которые нужно было сделать, и я сразу же отправил сообщение Вилли, чтобы спросить, летят ли они с Кейт. Если да, то когда? И как?
Ответа не было. Мы с Мег рассмотрели варианты перелёта.
Пресса начала звонить: мы больше не могли откладывать принятие решения. Мы попросили помощников подтвердить, что пропустим премию WellChild Awards и отправляемся в Шотландию.
Затем последовал ещё один звонок от па.
Он сказал, что в Балморале мне будут рады, а ей нет. Он начал пускаться в объяснения, которые были бессмысленные и неуважительные, и я отказывался ихо принимать. Никогда не говори так о моей жене.
Он запинался, извиняясь, говоря, что просто не хотел, чтобы вокруг было много людей.
Никто из супруг не приедет, Кейт не приедет, сказал он, следовательно, Мег тоже не нужна.
Тогда больше ничего говорить не надо.
К тому моменту была середина дня; в тот день больше не было коммерческих рейсов в Абердин. И я по-прежнему не получил никакого ответа от Вилли. Поэтому единственным вариантом был чартер из Лутона.
Через 2 часа я был на борту.
Большую часть полёта я провёл, уставившись на облака, прокручивая в голове последний разговор с бабушкой. Четыре дня назад, долгий разговор по телефону. Мы затронули много тем. Её здоровье, конечно. Суматоху в доме номер 10[27]. Игры в Бремаре — она сожалела, что недостаточно хорошо себя чувствовала, чтобы присутствовать. Мы говорили также о библейской засухе. Лужайка во Фрогморе, где мы с Мег остановились, была в ужасном состоянии. Похоже на мою макушку, бабуля! Лысеющая и в коричневых пятнах.
Она рассмеялась.
Я велел ей беречь себя и с нетерпением ждал скорой встречи с ней.
Когда самолёт начал снижаться, мой телефон загорелся. Сообщение от Мег. Позвони мне, как только прочитаешь.
Я проверил веб-сайт Би-би-си.
Бабушки умерла.
Па стал королём.
Я надел чёрный галстук, вышел из самолёта в густой туман и помчался на прокатной машине в Балморал. Когда я въехал в парадные ворота, стало ещё более влажно и непроглядно темно, отчего белые вспышки от десятков камер становились ещё ослепительнее.
Сгорбившись от холода, я поспешила в фойе. Там меня встретила тётя Анна.
Я обнял ее. Где па и Вилли? А Камилла?
Уехали в Биркхолл, сказала она.
Она спросила, не хочу ли я увидеть бабушку.
Да... хочу.
Она повела меня наверх, в бабушкину спальню. Я собрался с духом и вошёл внутрь.
Комната была тускло освещена, незнакомая — я был в этой комнате всего один раз в жизни. Я неуверенно двинулся вперёд, и там была она. Я стоял, застыв, и смотрел. Я смотрел и смотрел. Это было трудно, но я продолжал, думая о том, как сожалею, что не увидел маму в конце её жизни. Годы сетований на отсутствие доказательств, отсрочка горя из-за отсутствия доказательств. Теперь я подумал: Вот доказательства. Будь осторожен в своих желаниях.
Я прошептал ей, что надеюсь, что она счастлива, что надеюсь, она там с дедушкой. Я сказал, что испытываю благоговейный трепет перед тем, как она выполняла свои обязанности до последнего. Юбилей, приветствие нового премьер-министра. На её 90-летие отец отдал трогательную дань уважения, процитировав Шекспира о Елизавете I:
...ни дня без дела, чтобы увенчать его.
Вечная истина.
Я вышел из комнаты, пошёл обратно по коридору, по клетчатому ковру, мимо статуи королевы Виктории. Ваше величество. Я позвонил Мег, сказал ей, что со мной всё в порядке, затем прошёл в гостиную и поужинал с большей частью семьи, хотя по-прежнему не было па, Вилли или Камиллы.
Ближе к концу трапезы я приготовился к звукам волынки. Но из уважения к бабушке никто не играл. Зловещая тишина.
Час был поздний, все разошлись по комнатам, кроме меня. Я отправился бродить, вверх и вниз по лестнице, по коридорам, пока не оказался в детской. Старомодные раковины, ванна — всё осталось таким же, каким было 25 лет назад. Большую часть ночи я провёл, размышляя и одновременно пытаясь организовать по телефону поездку.
Самым быстрым способом вернуться было бы уехать вместе с па или Вилли… Кроме этого, был рейс авиакомпании British Airways, вылетающий из Балморала на рассвете. Я купил место и одним из первых поднялся на борт.
Вскоре после того, как я устроился в первом ряду, я почувствовал чей-то взгляд справа. Примите мои соболезнования, сказал попутчик, прежде чем направиться к проходу.
Благодарю вас.
Мгновение спустя другой человек.
Соболезную, Гарри.
Спасибо... большое.
Большинство пассажиров останавливались, чтобы сказать доброе слово, и я чувствовал глубокое родство со всеми ними.
Наша страна, подумал я.
Наша королева.
* * *
Мег встретила меня у входной двери Фрогмора долгим объятием, в котором я отчаянно нуждался. Мы сели за стол со стаканом воды и календарем. Наше быстрое путешествие теперь становилось Одиссеей. Ещё как минимум десять дней. Трудные дни. Более того, мы оказались вдали от детей дольше, чем планировали, дольше, чем когда-либо.
Когда похороны наконец начались, мы с Вилли, едва обменявшись парой слов, заняли знакомые места и отправились в знакомое путешествие, за ещё одним гробом, задрапированным королевским штандартом, стоявшим на запряжённом лошадьми лафете. Тот же маршрут, те же достопримечательности — хотя на этот раз, в отличие от предыдущих похорон, мы были плечом к плечу. А ещё играла музыка.
Когда мы добрались до часовни Святого Георгия, под рёв десятков волынок я подумал обо всех важных событиях, которые пережил под этой крышей. Прощание с дедушкой, моя свадьба. Даже в обычные времена простые пасхальные воскресенья казались особенно трогательными, когда вся семья была вместе и все были живы. Внезапно глаза защипало от наступающих слёз.
Почему именно сейчас? Я задумался. Почему?
На следующий день мы с Мег уехали в Америку.
* * *
В течение многих дней мы не могли перестать обнимать детей, не могли выпустить их из виду — я не мог перестать представлять их с бабушкой. Последний визит. Арчи отвешивает глубокие рыцарские поклоны, его младшая сестра Лилибет прижимается к ногам монарха. Самые милые дети, сказала бабушка озадаченно. Я думаю, она ожидала, что они будут немного более… американскими. Что, по её мнению, означало более буйные.
Теперь, будучи вне себя от радости оказаться дома, вновь читая Жирафы не умеют танцевать, я не мог перестать...
