помог тебе, княгиня. Помнишь лекаря Якоба? Я мог бы приказать его убить. Или выдал бы Святославу. Но я этого не сделал.
— Потому что сам хотел воссесть на киевский стол. Я тебя знаю. — Она снова рассмеялась, и смех её был злой, противный, как воронье карканье.
Всеволод вздрогнул и отшатнулся.
— Послушай, княгиня! Да, я виноват! Я каюсь, я готов встать перед тобой на колени! Хочешь, я расцелую тебе стопы? Но дело не во мне! Русь гибнет под пятою злодеев! Подумай: у тебя сын в Вышгороде, невестка, внучата! Давай же ради них и ради своих подданных, ради бояр, дружинников, смердов — давай объединимся! Вместе мы справимся с крамольниками! Киевская дружина, ещё вышгородцы, волыняне, мой сын Владимир со смолянами и ростовцами — Олегу не удержать Чернигова! Я прошу, я умоляю: поговори с Изяславом, упроси его вступиться за меня! Ты одна можешь спасти нас всех!
Вот как! — Гертруда упивалась своим превосходством, своей властью над этим гордецом, когда-то отвергнувшим чары её любви, её забавляло его унижение, покорность, его страстная мольба, она щурила серые лукавые глаза, теребила большим пальцем нос, говорила, вся светясь улыбкой торжества: — Хорошо, я попробую. Но запомни: я потребую плату за свою услугу. Какую? Поговорим о том позже.
Низко кланяясь и пятясь, скрипя зубами в бессильной злобе, бледный от ярости, Всеволод выскочил за дверь княгининого покоя.
«Ну, ведьма, ты мне ответишь!» — Он стиснул в деснице рукоятку сабли.
Остоялся в сенях, отошёл немного, успокоился.
«Чёрт с ней! Убедила бы Изяслава, дальше будет видно», — подумал он и уже более твёрдым шагом сошёл с крутых ступеней узкой винтовой лестницы.
...На следующий день он опять стоял перед Изяславом в той же горнице.
Великий князь, облачённый в лёгкое алого цвета шёлковое платно, разводя руками, хмуро вопрошал:
— С чего ж взял ты, Всеволод, будто Ольг со Борисом на Киев, на Волынь метят?
— Слишком далеко зашла наша с ними вражда, княже великий. Вспомни, ведь это ты вывел Олега из Владимира-на-Волыни. Вот он и злобится на тебя. А Борис — князь-изгой, он зол на всех и вся. По законам нашим исключён он из лествицы родовой и должен ждать от тебя милостей. Но кто виноват, что его отец, наш брат Вячеслав, умер молодым? Сидел бы мирно, получил какой-никакой мелкий городишко, так нет — захотелось большего. Вороги они, брат, и вороги лютые! Ни чести, ни совести у них нету! Бога забыли. Поганых половцев на Русь наводят, а от них одни разорения, одна погибель!
В палате загудели бояре и старшие дружинники. Многим были близки и понятны Всеволодовы беды, многие страдали от княжеских крамол и половецких набегов.
Сидевшая в сторонке Гертруда не сводила со Всеволода лукавых глаз. Усеянная смарагдами и ладами парчовая шапка красовалась на её голове, а в ушах переливались кроваво-алым цветом...
Всеволод невольно затаил дыхание. Неужели те самые серьги, и она хранила их, хранила в изгнании, берегла как дорогую память об их любви?
Всеволод вдруг почувствовал, как схлынула, ушла, провалилась куда-то давешняя его обида за своё унижение, он смотрел и не видел ни морщин на лице у Гертруды, ни её старческих, испещрённых прожилками вен рук, и даже мясистый большой нос её перестал казаться таким отвратительным. Неужели возвращается былое?!
Изяслав тем временем продолжал сомневаться.
— Но, может, послать им грамоту, уговорить? Может, одумаются?
— Нет, брат, нет, княже великий! — твёрдо ответил ему Всеволод. — Как к охотникам приходит во время ловов азарт, так и они не остановятся и не отступят! Смотри же, как бы нам волками затравленными на этой охоте не стать! И потом, о чём же нам с ними говорить? Разве не ты отдал мне Чернигов, и не против твоей воли они пошли?! Разбойничьим своим набегом тебя они как старшего унизили, оскорбили, выказали пренебрежение к твоей воле, попрали твои права! Как же можешь ты теперь искать с ними мира?!
Удар Всеволода пришёлся в точку. Изяслав, к его тайному удовлетворению, побагровел от гнева. Стукнув кулаком по подлокотнику стольца, он визгливо прокричал:
— Ну и лиходеи ж! Что ж, брат, мечом мы их проучим! Вместях! Эй, воевода Чудин! Дружины готовь вборзе! Тысяцкий Ян Вышатич! Полк киевский собирай из людей подольских! Посылай гонцов в Вышгород, к сыну моему Ярополку! Пущай к Киеву ступает, со дружиною и полком! Путята! Шли ко Святополку, в Новый Город! Пущай такожде людей ведёт! Хватит! Наказуем нечестивых сих псов!
Весь исполненный дикой решимости, ослеплённый гневом, Изяслав вскочил на ноги. Горело в глазах у него одно — желание расплатиться за прежние свои неудачи. Дремавшее доселе, глубоко запрятанное в сердце, оно, это желание, было умело возрождено и разогрето сначала тихим Гертрудиным шепотком давеча в постели, а теперь, уже прямо и открыто, Всеволодом посреди горницы.
Изяслав готов был на всё. Эту тяжёлую схватку князь Хольти выиграл.
Глава 108
ПОЕДИНОК
Стояли последние дни сентября. Отшумело грозами и ливнями, жаркими ветрами и шелестом листвы разгульное лето. Густые леса, что раскинулись по Русской земле на многие и многие вёрсты, теряли свой праздничный зелёный наряд. Деревья желтели, а под ногами и копытами коней громко шуршали сухие опавшие листья. Иные клёны, осины, дубы уже стояли совсем голые, чёрные, жалкие, но в то же время была в их кажущейся беззащитности какая-то своя, особая, наводящая грусть красота. Обнажённые ветви дубов походили на безобразные гигантские руки с растопыренными кривыми пальцами. Казалось, вот-вот они зашевелятся и схватят, стиснут в крепких объятиях всадника вместе с конём.
Владимир с улыбкой вспомнил, как в детстве он боялся ходить сюда осенью и как княгиня Гертруда с серьёзным видом рассказывала им, что в этих лесах водятся лешие и прячутся злые колдуны.
Яркие краски, какими ещё совсем недавно можно было восхищаться — так красиво здесь летом — пропали, но, пожалуй, никто, кроме Владимира, не замечал сейчас ни дубов, страшных и одновременно смешных, ни жёлтых листьев, ни увядающих трав. Молодой князь непрестанно чувствовал вокруг себя беспокойство, ловя тревожные взгляды бояр, дружинников, пешцев, встречных крестьян. Порою слышал он у себя за спиной тихий глухой ропот:
— На своих же идём, на русичей. И когды ж сия котора кончится?
...О поражении на Оржице Владимир узнал, будучи в Смоленске. Он понимал: действовать теперь надо быстро и точно. Воевода Иван поехал собирать людей в пеший полк, а сам
