когда он говорил, и тело мое содрогалось. — Я об этом не жалею, — добавил он. — И не жалею, что ты это сделала…
— Но… — произнесла я, глядя на свои руки, сложенные на коленях, зная наверняка, что непременно услышу это «но».
— Но через пару месяцев я уеду, — помолчав, сказал он. — С наступлением лета меня здесь не будет, и вернусь я только к началу занятий в школе.
— Знаю, — прошептала я, плотно сцепив пальцы.
Джоуи говорил мне об этом.
Джонни уедет, чтобы стать звездой регби.
— Так устроена моя жизнь, — хмуро продолжал он. — А дальше будет только хуже. Я буду отсутствовать все дольше. Прибавится поездок. Постоянные переезды с места на место — вот что ждет меня в будущем. В совсем недалеком будущем. С моей стороны было бы нечестно умолчать об этом. — Он устало вздохнул и провел рукой по изрядно всклокоченным волосам. — Ты должна знать, что я здесь надолго не задержусь.
— Знаю, — прошептала я, и грудь обожгло болью. — И еще знаю, что не должна была тебя целовать, — давясь каждым словом, добавила я. — Понятно? Я это знаю. Так было нельзя. Понимаю. Я просто… просто…
— Просто… что? — спросил он, словно уговаривая сказать правду.
— Я думала, что нравлюсь тебе, — выдавила я.
— Господи боже! — простонал Джонни, уронив голову в ладони. — Конечно нравишься. — Он дернул себя за волосы и вздохнул. — По-моему, и так ясно, что я без ума от тебя, — добавил он и снова застонал, как от боли. — Но в конце мая мне будет восемнадцать. Восемнадцать, Шаннон.
— Мне шестнадцать, — прошептала я.
— Знаю, Шаннон, очень хорошо знаю, — простонал он срывающимся голосом. — Но я пытаюсь поступать правильно.
Мое сердце затрепетало в неопределенности.
Я не знала, чтo думать и как реагировать.
Он меня отвергал и тут же говорил, что я ему нравлюсь, и с таким противоречием сердце мое не справлялось.
— Правильно для кого?
— Для нас обоих, — выдавил Джонни. — Моя карьера на взлете, и мне нужно думать о ней. А ты заслуживаешь того, для кого будешь на первом месте. — Он снова запустил руки в волосы. Вид у него был напряженный и усталый. — Я этого дать не смогу. — Глядя мне в глаза, он продолжил: — Хочу, всерьез хочу. Но я не в том положении, чтобы дать это. — Он тяжело выдохнул. — Шаннон, я не могу быть с тобой в отношениях, и с моей стороны эгоистично просить тебя о чем-то, когда сам я не могу ответить тем же.
Вот я и услышала отказ, которого ожидала.
— Джонни, я не просила тебя об отношениях, — одеревеневшим языком произнесла я, полностью униженная. — Я никогда и ни о чем тебя не просила. И не надо всех этих разговоров из серии «дело не в тебе, дело во мне», в них нет нужды.
Джонни досадливо зарычал:
— Шаннон, я не пытаюсь сказать, что дело не в тебе, я пытаюсь разобраться вместе с тобой.
— Слушай, Джонни, я очень устала, — прошептала я, отворачиваясь к окну. — Я хочу домой.
— Давай, Шаннон, — возбужденно произнес он. — Нельзя избегать таких тем.
У меня возникло сильное желание избегать его до конца жизни.
И начать избегать его я планировала сразу же, как выйду из этой машины.
— Шаннон, поговори со мной.
Я молчала.
— Шаннон, не упрямься, — умолял меня Джонни. — Не веди себя так.
Я сомневалась, что в сложившихся обстоятельствах могла бы вести себя по-иному.
Я его поцеловала.
Он меня отверг.
Я раскрылась перед ним.
Он отказался от меня.
Сама виновата.
На сто процентов.
Я принимала ответственность за свое безрассудство.
Но это не означало, что я настолько сильна, чтобы спокойно выносить словесные последствия моих действий.
— Да поговори же ты со мной! — потребовал Джонни, не желая закрыть тему.
— А что еще сказать? — прохрипела я, уступая его натиску и снова поворачиваясь к нему. — Я тебе не нужна. Я все слышала. Я все поняла.
— Ничего-то ты не поняла, если так говоришь, — сердито возразил он.
Когда я не ответила, Джонни буквально взревел:
— Отлично. Если не хочешь обсуждать это, я больше не скажу ни слова, — заявил он, резко подняв руки. — Шаннон, ты этого хочешь?
— Да, Джонни, я этого хочу, — прошептала я.
— Как тебе будет угодно, — бросил он, снова запуская мотор. — Я сдаюсь.
В ушах у меня стоял его отказ, эмоции клокотали, я зажмурилась и взмолилась, чтобы время ускорилось.
Я чувствовала сильнейшую боль в желудке, которая сочеталась с пульсирующей болью в груди, которая, казалось, расцветала и разгоралась с каждой милей.
Когда Джонни вывернул на мою улицу, я привычно соврала, назвав ему не тот дом, зная, что, если отец увидит, как я выхожу из дорогой машины, этот вечер станет последним в моей жизни.
Однако я не предполагала, что он может заглушить мотор еще раньше, но так оно и случилось.
— Ты в порядке? — спросил Джонни, поворачиваясь ко мне.
— Да, — прохрипела я.
Он кивнул, словно взвешивая мои слова.
— Шаннон, послушай…
— Не надо больше ничего говорить, — быстро перебила я его. — Такого больше не повторится.
Он нахмурился:
— Нет, я не это хотел…
— Прости, — выпалила я и открыла дверцу. — Мне правда очень, очень жаль.
Расстегнув ремень, я вылезла из джипа и захлопнула дверцу раньше, чем он успел что-то сказать.
Больше мне не выдержать.
Не сегодня.
Раздавленная, я стояла у стены соседского садика, пока не сообразила, что Джонни дожидается, когда я войду в дом, прежде чем уехать. Тогда я сделала единственно возможное в моем положении: нагнув голову, помчалась по тротуару к своему настоящему дому, не осмеливаясь оглянуться назад.
Вбежав внутрь, я закрыла дверь, судорожно выдохнула и быстро огляделась по сторонам.
В доме было пусто.
По будним дням Олли, Тайг и Шон ходили к бабуле Мёрфи, кроме пятницы, когда она сразу после школы приводила их домой, а сама на выходные отправлялась в Беару к другой своей внучке. Оттуда она возвращалась около восьми вечера в воскресенье.
Джоуи и мама по понедельникам работали, а отец почти все вечера просиживал штаны в букмекерских конторах.
Ничего не изменилось.
Выкидыш или нет, моя отстойная семья жила как обычно.
Радуясь, что удалось избежать очередного бессмысленного допроса, я сняла туфли и побежала наверх, чтобы поскорее скинуть влажную форму.
В кладовке стояла купленная в секонд-хенде сушильная машина, пользовались ею крайне редко, потому что она адски жрала электричество, но я собиралась ее включить.
У меня просто не было выбора.
Вернувшись в дом боли, я нырнула в свою комнату, переоделась в пижаму, а форму я скатала в тугой комок и понесла
