– Вижу, ты выучила на юге несколько новых слов. Что произошло, Куница? – спросил он. – Как ты здесь очутилась?
Бывшая хирдквинне поникла.
– Оби бросил меня.
– И?
– Спроси у этого бледного мужелюба!
Она завалилась обратно и закрыла лицо рукой, а Майрон полуобернулся к Исвароху. Следовало отдать мечнику должное, он сильно рисковал, спускаясь под трибуны.
– Говори, поджигатель.
Тот не успел произнести и слова, как девушка возопила:
– Бросил меня, подлый доходимец! – Она была ещё не вполне трезва, и язык шевелился живее обычного. – Сучья доля, почему все меня бросают?! Я же любила его… люблю… – Послышался судорожный всхлип, Улва подтянула колени к груди, её тело мелко дрожало. – Как брата, глупого неразумного брата. Я заботилась о нём, а он вышвырнул меня… сучья доля…
Майрон кивнул погребальщику и тот добавил тихо:
– Он знал, что скоро придут солдаты Инвестигации. Он мог бежать, мы могли попытаться дать отпор, но…
– Обадайя решил иначе, – протянул Майрон, узнавая своего глупого ученика. – Никакого кровопролития, никаких жертв, пусть кровь течёт из его ран, лишь бы остальные были целы.
– Очень похоже. Мне кажется, он желал быть арестованным. Незадолго до того, как мы вошли в Астергаце он рассказал мне, что будет дальше. Велел, чтобы я не позволил Улве наделать глупостей и позаботился о ней.
Дочь плакала, лёжа на вонючей мокрой подстилке, вокруг были разбросаны пустые бутылки.
– Так ты о ней заботился?
– Пьянея, она полностью лишается боевых навыков. А будучи трезвой всё время пыталась сбежать на поверхность. Один раз мне пришлось достать меч. Наши добрые хозяева терпеливы, но не всепрощающи, так что, либо это, либо голодное заточение.
Майрон мог убить своего бывшего врага одним выпадом, Исварох не успеет ни защититься, ни спастись, в этом не могло быть сомнений. Новоявленная аватара Элрога действительно раздумывала над этим, но медлила.
– Как Обадайя творил все эти вещи наверху? Мне известны его таланты, но масштабное чудотворчество… это ново.
Исварох пожал плечами, стараясь смотреть правее Майронова лица.
– Он порой говорил о Кузнеце, ангелах, Пути мессии, а ещё о том, что пришли Последние Времена. Он говорил, что нынешняя Церковь не устоит…
– Если он не поможет ей. Надо же, и этот молокосос уже втянут в борьбу за судьбы Валемара, кто бы мог… Путь мессии в Амлотианстве, – это путь самопожертвования. Глупый мальчишка, упрямый, всё ещё хочет закрыть собой весь мир.
– Его сожгут, не так ли?
– Сожгут.
– У него есть… своего рода хранитель… с крыльями.
– Ангел? Не сомневаюсь. Но от костра это не спасёт. Нет ничего более опасного для Амлотианской Церкви, чем настоящий живой мессия. – Майрон осознал, что впервые подумал о своём ученике именно как об избраннике Кузнеца. Это было странно. – Потому не важно, поверят ли ему, отвергнут ли как еретика, есть у него Гений-защитник, или нет, место мальчику на костре.
– Сучья доля… – глухо стонала Улва. – Ну почему…
Майрон выпустил из ноздрей струйки пара.
– Я могу ответить на этот вопрос, Куница. Хочешь?
Она открыла воспалённые глаза.
– Давай, ударь меня посильнее. Отец.
Гигант глубоко вздохнул и cел в ногах у девушки. Теперь его предплечья покоились на коленях, живые пальцы легли поверх бронзового кулака, спина сделалась сутулой, голова поникла.
– Бергдис и Хейдрун объясняли тебе, почему волшебники редко заводят потомство, Улва? Они говорили тебе, что магия разумна и ревнива? Что она может ополчиться против носителя Дара, если он будет чересчур сильно любить кого-то или что-то помимо неё?
Улва молчала.
– Когда мы с Йофрид встретились, я был волшебником и не намеревался заводить детей, даже не знал, что она забеременела после единственной ночи. Но даже если бы знал, то не смог бы исполнять обязанности отца.
– Ты больше не волшебник.
– Верно. Как верно и то, что мы чужие друг другу. Можно было бы попробовать наверстать… – В горле появился ком, а в голове ярились Слова. Это меметическое тавро считало, что происходящее непозволительно, что чувства, которые терзали сердце Майрона, суть, мерзость. – Но времени нет. Этот мир уже давно рушится на куски, а я только сейчас начал осознавать масштаб угрозы. Трещин так много, и они столь велики, что заделать их шанса нет. Но я попробую. И на этой уйдут все мои силы, всё время.
– Теперь и мир крутится вокруг тебя? Какой важный х…
Все его движения слились в одно, Майрон поднялся, хватая дочь за загривок, встряхнул её как котёнка и заглянул в глаза.
– Да! Ты смотришь на мировую ось, Куница! И каждое мгновение, потерянное здесь, потеряно впустую! У тебя два пути, ты либо начинаешь сама стремиться к чему-то, либо возвращаешься под крыло к матери, – единственному человеку, которому на тебя не плевать!
Улва упала, Майрон следил за ней почти с презрением.
– Или третий путь, – сказал он тише, – вижу, ты раздобыла себе красивый меч, можешь упереть его эфесом в пол и броситься животом на остриё. Полагаю, это тебе по силам.
В обратный путь он двинулся быстрым и широким шагом, а отойдя, ждал некоторое время, пока не появится Исварох из Панкелада.
– Что делает моя дочь?
– Колотит стену. Она либо пробьёт дыру, либо сломает кулаки, так что…
– Это значит, что, возможно, Улва сделала правильный выбор. Пора девочке уяснить, что она сама по себе. – Майрон усмехнулся уголком рта. – Или не вполне?
Погребальщик притворился меловой статуей.
– Ты потянулся к мечу, когда я применил «суровую любовь». Испугался? Нет, на опасность ты реагируешь много спокойнее. Испугался за неё? Кто тебе моя дочь? Друг? Любовница?
– Ученица, – ответил Исварох. – Ещё одна неудачная попытка. Я просто учу её правильно обращаться с мечом. Не пройдя через некоторые процедуры, она не сможет сравниться с погребальщиком в скорости и выносливости. Но владеть мечом я её понемногу учу.
– Она вполне умеет.
– Наскоки раненной росомахи, – это не владение мечом. Они сгодятся для того, кто больше и сильнее любого врага, но не для жилистого доростка, которого можно отбросить чихом.
– Улва намного опаснее, чем ты можешь себе представить.
– Я точно знаю, насколько она опасна, и для выживания среди поистине сильных противников этого мало.
– Соглашусь, – вздохнул Майрон и сощурил нечеловеческие глаза. – Ты помилован.
– Что?
– Я передумал убивать тебя, поджигатель. Живи. На первых порах ей всё ещё будет нужно крепкое плечо рядом, и это не моё плечо. Когда увидишь, что девочка готова, оставь её.
